Я же говорил – намного, намного, намного хуже геморроя.
Я сел за стол в столовой. Остальные еще спали, но я сел за стол в столовой. Один. В столовой. В комнате, где мы никогда не едим. В столовой.
Знаете, как это странно – сидеть в столовой в полном одиночестве?
Я снял с яйца вязаную шапочку.
И крикнул в сторону кухни: – А как положено есть такие яйца?
– Следует приставить лезвие ножа к скорлупе, держа его параллельно краям чашки. Надавите, постепенно усиливая нажим, и скорлупа треснет. Затем…
– Ясно, – сказал я.
Я приставил лезвие ножа к скорлупе, держа его параллельно краям чашки. Надавил, постепенно усиливая нажим.
Скорлупа не треснула.
Я еще раз надавил, постепенно усиливая нажим. Надавил как следует.
Скорлупа не треснула.
Я постепенно усилил нажим.
И еще чуть-чуть усилил.
Уже не «постепенно».
И так продолжалось, пока нож не разрубил это дурацкое яйцо. Верхняя половинка, соскользнув по белой миске с апельсиновым конфитюром, шлепнулась на пол.
Правда-правда – я ничего не выдумал.
Серьезно – шлеп, и на пол.
К счастью, Нед был рядом – и все подлизал.
– Молодой господин Картер, у вас там полный порядок?
– Полный, – сказал я.
Нижнюю половинку яйца я съел, стараясь не обращать внимания на осколки скорлупы. Хлеб тоже съел, к конфитюру не притронулся.
Чай выпил. Да, на молоко и сахар Дворецкий не скупится. Покончив с завтраком, я подобрал с пола скорлупу и почесал Неда за ушком – выразил благодарность за заметание следов.
И Неда тут же стошнило.
– Вы должны выгулять Неда как можно скорее, – крикнул мне Дворецкий.
– А что, подождать нельзя было? Или ты лопнешь, если подождешь чуть-чуть? – сказал я. Но только Неду.
Я все-таки пошел выгуливать Неда. Обошли квартал один раз, сделали еще полкруга – и увидели, что нас поджидает Билли Кольт. Он показал на Неда:
– Он всегда какает у наших ворот?
– Всегда, – сказал я. – Я его выдрессировал.
– Но у вас для этого есть дворецкий, разве нет?
– Для чего «для этого»?
– Чтобы он за ним типа подбирал с земли?
– Только в чрезвычайных обстоятельствах – а сейчас не чрезвычайные.
– Ну, может, для тебя не чрезвычайные…
– Ни капельки, – сказал я.
Билли Кольт склонил голову набок.
– А он что, еще и блюет?
– Видел вчера, как мимо проехала машина Дворецкого?
– Не-а.
– Точно не видел? Часа в четыре?
– Нет. А что?
– Да так… – сказал я. И сам подивился, что это меня огорчило.
Правда, это разве огорчение… А вот что на мой имейл нет ответа…
8
Кролик
«Кроликом» называют бетсмена, играющего в крикет недавно или просто не очень умело, потому что на боулера он глядит с заметным испугом.
Когда я вернулся домой, на кухне пахло яблоками и мама, Эмили, Шарли и Энни стояли вокруг кухонного стола и завтракали маленькими пирожками с яблоками, и тогда мы с Билли Кольтом тоже налегли на пирожки с яблоками. Я, знаете ли, сказал Билли Кольту, что он может зайти к нам и позавтракать с нами за компанию, если мне не придется подбирать с земли сами знаете что. Мы все пили молоко большими стаканами. – Однопроцентное? – спросил Билли Кольт. А Эмили ответила: – Определенно нет. – И, когда мы все съели и убрали посуду, Дворецкий сказал: – Хорошо. Дайте мне одну минуту – и выезжаем.
Билли Кольт посмотрел на меня.
– Выезжаете? Куда?
Я пожал плечами.
Дворецкий кинул мне ключи от Баклажана и спросил:
– Не будете ли вы так любезны прогреть мотор бентли, молодой господин Картер?
Билли Кольт снова посмотрел на меня.
– Легко, – сказал я.
– А вы, молодой господин Уильям, не будете ли вы так добры принести в дом длинный чемодан и довольно громоздкую сумку? Вы найдете их на заднем сиденье. Премного благодарен.
Мы пошли к Баклажану, и я повернул ключ, и мотор зарокотал. Я вернулся в дом. Билли принес чемодан и довольно громоздкую сумку и спросил: – А ты его хоть раз водил? – А я сказал: – Каждый день вожу. – А он сказал: – А где ты на нем ездишь? – А я сказал: – Много где. – А он сказал: – Эх, был бы у меня дворецкий…
И тут из ванной вышел Дворецкий.
Уже не в костюме.
Он переоделся во все белое: белые ботинки, белые треники, белая рубашка поло, белый свитер, белая кепка. Взял у Билли ту самую довольно громоздкую сумку, раскрыл, достал из нее два огромных щитка, сделанных словно из зефира. Мы с Билли остолбенело уставились на щитки.
– Молодой господин Картер, – сказал Дворецкий, – если в вашем гардеробе есть белая рубашка, сейчас самое подходящее время ее надеть.
Я пошел наверх. У меня, знаете ли, и вправду была одна белая рубашка – их надевают на похороны. А я один раз был на похоронах, как я вам уже говорил.
– И если вы прихватите свою биту… – крикнул мне вдогонку Дворецкий.
Когда я спустился, Дворецкий и Билли были уже во дворе. Дворецкий положил зефирные щитки на землю и стал рыться в длинном чемодане. Достал два белых свитера и две белые кепки.
– Придется пока надеть эти, хотя, наверно, они чуть-чуть великоваты. Прошу облачиться.
Что нам оставалось делать? Мы стали облачаться, и, когда наконец напялили белые свитера и белые кепки, Энни, Шарли и Эмили, стоявшие на крыльце, чуть не попадали от хохота.
– Вот так всегда и ходи, – сказала Шарли.
– Замолкни, – сказал я.
Свитера были немножко длинноваты, а кепки – чуть великоваты, но, может, так и полагается. В любом случае Дворецкого это не смущало.
– Мистер Боулз-Фицпатрик, а кем вы нарядились? – спросила Энни.
Дворецкий снова порылся в длинном чемодане, достал пару великанских перчаток – тоже белого цвета – и вручил Билли. – Примерьте. – И перевел взгляд на Энни. – Мисс Энн, я никем не нарядился. Я крикетист.
– Крикетист?
– И не из худших.
Энни показала на нас с Билли Кольтом – а Билли все еще пытался управиться с перчатками, ведь они доходили ему до локтей. – А они кем нарядились?
