Он назначил его на последнюю субботу октября, спозаранку, потому что в десять должен был начаться футбольный матч «Минитменов» – нашей школьной команды.
Кребс будет капитаном команды «Индия». А Сингх – капитаном команды «Британия». Дворецкий твердил нам: «Джентльмены, мы играем главным образом ради удовольствия», но Кребс никогда в жизни никому не проигрывал, а Сингх говорил, что команда «Британия» заставит Кребса познать горечь поражений, и Кребс стал расхаживать по школе с битой Сачина Тендулкара, а мама Сингха раздала всем свитшоты команды «Британия» – с британским флагом на спине и геральдическими львами на груди. Ну это же курам на смех, нет? С геральдическими львами!
И, к вашему сведению, ни один шестиклассник не называл Сингха или кого угодно из команды «Британия» словом «тори». Наверное потому, что шестиклассник, если только ему жизнь дорога, называет восьмиклассников только «восьмиклассниками».
В день, когда «Британия» пришла в школу в свитшотах с собственными эмблемами, Кребс велел всей команде «Индия» на следующее утро принести ему наши худи с эмблемой школы Лонгфелло. И мы принесли. Еще через день он раздал нам худи. Теперь на них сзади красовались имена:
Сачин Тендулкар
Сунил Гаваскар
Капил Дев
Анил Кумблe
Вирендер Севаг
[30]
Кребс был Сачин Тендулкар. А я – Вирендер Севаг.
– Кто такой Вирендер Севаг? – спросил я.
Кребс посмотрел на меня как на дурака-шестиклассника.
– 2004 год? Матч Индии с Пакистаном? Первый индийский крикетист, набравший больше трехсот очков? Анил Кумбле подавал крученые мячи? Ну?
– Ах да, – сказал я. – Что-то припоминаю. 2004 год. Меня еще и в проекте не было.
Кребс засмеялся:
– Ну ладно. Просто в Нью-Дели к этому иначе относятся.
– Да, наверное, чуть-чуть иначе.
– Но я, по крайней мере, не объявлял всему классу, что я против Американской революции.
– Я не против Американской революции.
– Значит, Бенедикт Арнольд поступил правильно?
Объяснять было бессмысленно. Так что я надел худи, и вся команда «Индия» надела худи, и мы пошли тренироваться. И, хотя Сачин Тендулкар набрал примерно тридцать пять очков, Вирендер Севаг в тот день тоже показал себя неплохо.
Ни разу не допустил, чтобы перекладины сшибли.
Вернувшись домой, я выгулял Неда вокруг квартала вместе с мамой – а она еще никогда не выгуливала Неда вокруг квартала. Ни разу в жизни. С азалий Кечумов осыпались все лепестки. Рододендроны Бриггсов переоделись на зиму – из просто зеленых стали темно-зелеными. На падубе Роккаслов было полно красных ягод. А петунии Кертджи засохли – все до одной. Мама наклонилась, потрогала последние бурые листья.
– Ты помнишь, как в 2004 году Виренгер Севаг набрал больше трехсот очков за один тестовый матч? – спросил я.
Мама посмотрела на меня так, будто я заговорил по-китайски.
– Я должна это помнить?
– Первый индийский крикетист, которому это удалось. Триста очков. За один тестовый матч.
Мы шли и шли, пока Нед не остановился у ворот Билли Кольта.
– Обрадовался, наверное, твой мистер Севаг.
– Индия обыграла Пакистан, так что, думаю, обрадовалась вся команда.
– Повезло им, – сказала мама.
По-моему, вообще-то ей было все равно.
– Картер, – сказала она.
Нед сделал свои дела. Я увидел, что из окна выглядывает Билли Кольт, и помахал ему рукой. Он играл за «Британию», и потому мне было приятно, что Нед сделал свои дела именно здесь. Правда, Нед в любом случае сделал бы свои дела именно здесь, даже если бы Билли Кольт играл за «Индию», но теперь мне почему-то казалось, что так Билли Кольту и надо.
– Картер, – сказала мама, – как у тебя настроение после того, как…
Нед рвался с поводка. Ему не терпелось двинуться дальше.
– После того, как…
– Нормально, – сказал я.
Мы подошли к лилейникам у другого столба. И Нед с ними расправился. Просто удивительно для такой мелкой таксы – расправился со столькими лилейниками.
– Нормально, – повторила за мной мама.
– Ты рада, что Дворецкий здесь? – спросил я.
Она кивнула.
– Пол появился в самый подходящий момент, правда?
Она назвала его «Пол». Ничего себе! «Пол».
– Он был бы нам очень полезен и во время прошлых командировок, – сказала мама.
Я кивнул.
– Но он как будто знал, когда он станет нам всего нужнее, – сказала она.
Я уставился на нее.
– Когда он станет нам всего нужнее, – повторил я.
Она кивнула.
– А что, Нед всегда так безобразничает в лилейниках?
И тут меня осенило.
В тот вечер после ужина я вытирал посуду, вымытую Дворецким. Без пиджака его видели, только когда он мыл посуду – ну и еще когда играл в крикет. Рукава белой рубашки засучены до локтей, запонки лежат на подоконнике. Жилетка по-прежнему застегнута на все пуговицы, а галстук, как всегда, в полном порядке.
– Вы всегда ходите в жилетке? – спросил я.
– В жилете, – сказал он. – Да, всегда.
– Вы знаете, кто такой Вирендер Севаг?
– Знаю ли я, кто такой Вирендер Севаг? – переспросил Дворецкий. – Молодой господин Картер, это равносильно вопросу, знаю ли я, кто такой Дональд Брэдмен
[31].
Я вытер сковородку. На ужин были сосиски по-английски – поджаренные с картофельным пюре, и отскрести сковородку оказалось ой как непросто.
– Ну, значит, знаете.
– В 2004 году он набрал триста девять очков в матче против Пакистана – одно из величайших достижений, которые я имел честь видеть собственными глазами.
– Вы были на матче?
– Я был на тестовом матче, молодой господин Картер.
– В команде «Индия» я – Вирендер Севаг, – сказал я.
– Этому высокому стандарту нелегко соответствовать. Пожалуй, мы попозже высушим сковороду на горелке. Не могли бы вы переключиться на столовые приборы?
– Так почему же вы приехали к нам именно сейчас?
Дворецкий посмотрел на меня. Его руки все еще что-то нашаривали под водой в мойке.
