– Как бы она смогла с этим жить?
– Так что же, женщинам нельзя быть успешнее мужчин, потому что мужчины этого не перенесут?
– Я этого не говорю. – Сюзанна собиралась возражать. Но затем у нее, кажется, пропало желание продолжать спор – или даже не нашлось для этого сил. Она потерянно обвела глазами сидящих. – Я только знаю, что Фанни не могла уничтожить брата.
Филипп посмотрел на Эдуарда. Тот весь вечер тихо сидел в инвалидном кресле и ел ложкой то, что Сюзанна ему мелко нарезала в тарелке; голова его по большей части была опущена, но иногда он поднимал ее, как из засады – так казалось Филиппу, – и разглядывал сидящих за столом; когда его взгляд падал на Филиппа, тому казалось, что Эдуард начинает вспоминать, кто это. Когда все встали из-за стола и пересели на диван и кресла, Эдуард вначале не последовал за ними. Но затем подъехал к Филиппу так близко, что их колени соприкоснулись, показал на Филиппа пальцем, ткнул его в грудь и прошипел: «Ж-жопа». Сжав руку в кулак, он ударял Филиппа по груди, по животу, по рукам – не так сильно, чтобы это причиняло боль, но так сильно, как мог. В этом было какое-то отчаяние, и это «жопа», вырывавшееся из него при каждом ударе, звучало все более жалобно, все более слезно. У Филиппа увлажнились глаза, он удерживал руки Эдуарда и бормотал: «Все хорошо, Эдуард, все хорошо». Но успокоить его Филипп не смог, и, когда пришедшая сиделка увозила Эдуарда, тот продолжал наносить свои удары, теперь уже в пустоту, и, пока его еще было слышно, продолжал шипеть «ж-жопа».
Общество молча смотрело на Сюзанну, которая не предпринимала никаких попыток объяснить или завуалировать происшедшее и тоже молчала.
– Ну, пора и честь знать, – сказал друг и встал. – Это был долгий и прекрасный вечер, и мы благодарны тебе, Сюзанна, за роскошную еду и вам, – он учтиво кивнул Филиппу, – за увлекательный доклад.
Остальные тоже встали и распрощались, как показалось Филиппу, несколько торопливо, но он знал, что сам при прощаниях по большей части бывал слишком медлителен и обстоятелен. Друг сожалел, что никто не сможет подвезти Филиппа во Франкфурт: все они жили в Бад-Хомбурге. Филиппу придется вызвать такси, а счет – вместе с прочими счетами – представить в Общество. Последовало короткое оживление разговора вокруг преимуществ и недостатков воздушного и железнодорожного сообщения между Франкфуртом и Берлином. Затем они с Сюзанной остались вдвоем.
10
– Останься еще, – сказала Сюзанна, – и посиди со мной на террасе.
Стоял конец лета, ясная звездная ночь была холодной, и Сюзанна принесла два шерстяных пледа. Они сидели на изогнутой под углом белой деревянной скамье, какие Филипп видел на замковых террасах и в парках замков. Они захватили с собой наполненные бокалы и поставили их на пол у скамьи.
– Ты плакал.
– Я сейчас снова заплачу.
– Ты не виноват. Ты причинил ему тогда сильную боль, но через полгода он выкарабкался. Он был не слишком открыт для дружбы и любви. Были девушки, которых он интересовал не только из-за нашего состояния, но он не сошелся ни с одной. У него были проститутки, с некоторыми я познакомилась поближе, были такие, которые мне нравились, и, если бы с одной из них у него сложились более тесные отношения, я бы ничего не имела против. Но он не хотел никаких более тесных отношений, и друзей среди коллег у него тоже не было.
– Чем он занимался?
– Он уехал, изучал авиатехнику, вернулся и поступил к отцу. Он с удовольствием принял бы руководство институтом, но отец продал институт. Он решил, что Эдуард не сможет управиться с людьми – с сотрудниками, клиентами, с госчиновниками.
– Сколько было Эдуарду, когда твой отец продал институт?
– Сорок шесть. Он мог остаться в институте, но не захотел. Работая у отца, он пользовался полной свободой и не захотел иметь над собой начальников. Он жил не только нашим состоянием, у него тоже был патент. Жаль, что он не продолжил работу.
– А ты работала?
– Тоже у отца. Я изучала экономику производства и, придя в институт, занималась деловыми связями. У отца там была неразбериха, а Эдуард ее только увеличил. Они же были ученые.
То есть сестра и брат не только жили под одной крышей, но под одной крышей и работали. И утром она брала его с собой на работу, а вечером везла домой? И снимала с него, ученого, все заботы по приемке, выпуску и управлению, принимая их на себя? И проституток для него выбирала тоже она, поэтому с некоторыми познакомилась поближе и они ей понравились? То есть ее муж говорил о пятом ребенке не просто шутки ради, а серьезно?
Сюзанна взяла его за руку:
– Я знаю, о чем ты думаешь. О слишком большой близости между Эдуардом и мной. Но без этой близости я не смогла бы за ним ухаживать.
– А почему ты должна за ним ухаживать? Я знаю многих инвалидов, которые справляются сами.
– Я тоже. Но Эдуард – другой.
Он не спросил, почему Эдуард другой. Никакие ее объяснения не убедили бы его в том, что она должна за Эдуардом ухаживать, и никакие возражения Филиппа не убедили бы ее в том, что Эдуард смог бы справиться без нее. Что случилось, уж то случилось. Но одно он все-таки хотел знать:
– «Ухаживать за ним» – ты это делаешь с удовольствием?
– Не сердись на меня, Филипп, но это глупый вопрос. Ты с удовольствием был ребенком твоих родителей и братом твоей сестры и брата? У тебя дар к музыке, и ни к чему другому, – ты с удовольствием посвятил свою жизнь музыке? А то, что ты жил в Америке и в Германии, а не в Узбекистане и не на Коморах, тебе доставило удовольствие?
– Ну, если твой единственный дар – ухаживать за Эдуардом…
Но он не хотел настаивать. Ладонь Сюзанны была холодной, он взял ее в свои, потер, согрел. Она протянула ему другую, он согрел и ее и продолжал держать обе ее руки в своих. Она пододвинулась ближе и прислонилась к нему:
– Оставайся на ночь. – Она смотрела в ясное небо. – Завтра будет хороший день, мы позавтракаем на террасе, а потом я отвезу тебя в город.
11
Она отвела его в комнату этажом выше террасы, принесла мужнину пижаму и простилась с ним мимолетным поцелуем, напомнившим Филиппу мимолетные поцелуи из далекого прошлого. Из кровати ему были видны равнина, огни деревень, заправочных станций, ангаров, в которых что-то производилось или что-то хранилось, и редких машин, за полночь кативших по дорогам. Филипп лежал и смотрел, засыпать не хотелось, хотелось подумать. Но он заснул, и так незаметно, что, когда он чуть позже проснулся, ему казалось, что он и не спал.
Сюзанна вошла в комнату и, скользнув в постель, легла рядом с ним. Он потянулся к ней, и ее рука, встреченная и удержанная им, показала ему, что она хочет сохранить расстояние.
– Это не был несчастный случай. Я его толкнула. Мы играли на скалах, и я его толкнула.
Филипп подождал, но она больше ничего не говорила. Он спросил:
