Заткнув за пояс пистолет, я подошел к патрульным, предъявил значок и сказал, что я из группы УБН, которая охотится за самым разыскиваемым преступником Колумбии. Я объяснил, что те трое на «рено» нас подрезали и что я опасаюсь, что они sicarios, которые работают на Эскобара. Всего несколько лет назад продажные полицейские похитили в Мексике специального агента УБН Энрике Кики Камарену Саласара, а затем пытали и убили по приказу наркобарона Мигеля Анхеля Феликса Гальярдо. После смерти Кики все агенты УБН, служившие в Латинской Америке, боялись повторить его судьбу.
Я сообщил полицейским, что трое из синего «рено» вооружены, после чего хулиганов окружили, взяв оружие на изготовку.
Потребовалось время, чтобы разобраться. Узнав, чем я занимаюсь и что у меня есть связи в верхушке колумбийской полиции, полицейские принесли нам с Конни извинения. Трое хулиганов, чуть не спровоцировавших аварию, принадлежали к младшим военным чинам и просто развлекались за наш счет. Обычные дорожные хулиганы, которые хотели кого-нибудь попугать. Они до сих пор не знают, что тот вечер мог стать для них последним.
Я обматерил их в самых скверных выражениях и пригрозил позвонить их командиру. Они глубоко раскаялись и уговаривали меня не делать этого. Наверняка понимали, что за такое поведение отправятся на гауптвахту, а потому рвались уехать как можно скорее.
Мы с Конни поблагодарили патруль и поехали домой под впечатлением от произошедшего. Раскладывая на столе в гостиной остывший ужин, пока Конни разливала вино, я уже представлял следующую опасную ситуацию, в которую попаду.
В тот день я понял, что бронированный посольский внедорожник не спасет меня ни от апокалипсиса, ни тем более от Пабло Эскобара.
Часть первая
СТИВ
В детстве я восхищался полицейскими: хотел носить накрахмаленную форму, похожую на армейскую, и ездить на мощном внедорожнике со включенной мигалкой и сиреной.
Я мечтал стать копом, ловить преступников и защищать невиновных. Для меня полицейские были супергероями. Еще маленьким мальчиком в Теннесси я знал, что мое призвание – служить в правоохранительных органах.
Я родился в Мемфисе. Когда мне исполнилось три, мы с родителями и старшей сестрой переехали вглубь штата, в Мёрфрисборо, небольшой городок с более влажным климатом, широкими лужайками и исчезающими, еще довоенными, плантациями, что к югу от Нашвилла. Здесь ничего не случалось со времен Гражданской войны
[8]. В школе мы проходили трехдневное сражение при Стоун-Ривер у Мёрфрисборо, пришедшееся на конец 1862 – начало 1863 года. Это было одно из самых кровавых столкновений, в результате которого южные и северные штаты потеряли более двадцати трех тысяч солдат.
Когда мне было одиннадцать, на окраине города у меня произошло собственное сражение. Сейчас я считаю тот момент одним из определяющих в своей жизни. Тогда меня поймали на месте преступления, в ярком свете полицейской мигалки, и я впервые столкнулся с законом.
Дело было так: летом мы с друзьями устраивали ночевки друг у друга на задних дворах. Раскладывали на свежестриженых газонах спальные мешки и глазели на звезды или набивались в палатку и рассказывали страшилки о привидениях, зомби и жутких убийствах, засыпая под стрекот сверчков и мычание лягушек-быков. Летом в Теннесси жарко и даже к ночи не становится прохладнее, так что чаще всего мы спали под открытым небом и просыпались все в утренней росе.
В одну из таких ночей мы настолько одурели от жары, что не смогли уснуть и решили влезть в дом одного из присутствовавших парней. Не помню, зачем нам это понадобилось, вроде бы мы хотели взять что-то, казавшееся в тот момент невероятно нужным. Пока мы шепотом спорили, пытаясь открыть окно спальни, сзади послышалось шуршание колес – и мы поняли, что попали: это была полицейская машина. Наверное, кто-то услышал шум и вызвал копов. Мы замерли, боясь повернуться от испуга. Огни мигалки слепили, так что я с трудом разглядел двоих полицейских. Они приказали стоять на месте, хотя это было излишне: мы и так здорово перетрухнули. Я поднял руки, и по моим щекам заструился пот. Привыкнув к мерцанию, я наконец заметил, насколько высокими и накачанными были копы. В идеально отглаженной черной форме и начищенных черных ботинках они казались просто великанами. Когда они спросили, что с нами делать – отвезти в Департамент шерифа округа Резерфорд и посадить в тюрьму или вернуть родителям, – мы ответили хором. Мы прекрасно понимали, что будет, если о нашей выходке узнают родители, поэтому единодушно предпочли тюрьму. Полицейские расхохотались. Нам было невероятно стыдно, и мы вытянулись в струнку, пока они записывали наши имена и адреса. Потом они развезли нас по домам и разбудили родителей. Не знаю, как мы пережили ту ужасную ночь, но охота к ночевкам под открытым небом у нас пропала надолго. Тем летом мы больше не собирались в палатках.
Повзрослев, я часто вспоминал тот случай и был очень благодарен полицейским за доброе отношение к шкодливым детям.
После этого я еще больше захотел стать полицейским, но много лет спустя узнал, что у родителей на этот счет совсем другие планы.
Я вырос в ортодоксальной баптистской семье и был младшим из трех детей. Вернее, из двух. Старший брат умер еще до моего рождения, в возрасте трех лет. С сестрой у нас разница в восемь лет, и почти всё детство мы дрались.
Отца – ростом под два метра – я всегда считал самым сильным и умным. Его братья рассказывали, что в молодости он не упускал случая подраться. Он был совершенно бесстрашен. Ему даже предложили играть за «Вашингтон Редскинз»
[9], но отец вежливо отказался, поскольку не считал профессиональный футбол серьезным делом.
Уже во взрослом возрасте отец записался добровольцем в Сухопутные войска США, для чего ему пришлось схитрить на медкомиссии. Он плохо видел левым глазом. Когда доктор на медосмотре попросил его закрыть левый глаз левой рукой, он закрыл и спокойно прочел таблицу. А когда то же нужно было проделать с правым глазом, он попросту закрыл правой рукой левый глаз – и никто ничего не заметил!
Отец служил в пехоте. После нападения японцев на Пёрл-Харбор в 1941 году, которое послужило поводом для вступления США во Вторую мировую войну, его отправили в Европу. Будучи сильным и высоким, он помогал санитарам во Франции и Бельгии вытаскивать с поля боя раненых солдат и удерживал их во время медицинских манипуляций.
Вернувшись из Европы, отец поступил в Университет Боба Джонса в Гринвилле, штат Южная Каролина, чтобы стать священником. Он первым из своей семьи получил высшее образование и после выпуска вместе с моей матерью и сестрой переехал к месту новой службы в Мемфис. Там я и родился. Позже, уже в Мёрфрисборо, он сменил несколько небольших церквей и брался за всевозможные подработки. Помню, как он ходил по домам, продавая пылесосы. У него получалось, и он частенько приговаривал, что Бог направляет его и подсказывает, как убедить клиента совершить покупку.
