У Моники были большие черные глаза, чудесная оливковая кожа, и на голове уже появился темно-коричневый пушок. Это была красивая и здоровая малышка. Она уставилась на нас непонимающе, но нас предупредили, что она не сразу улыбается незнакомцам. Разлука с патронатной матерью могла ее расстроить, поэтому мы не ждали спокойной реакции. Но девочка выглядела довольной жизнью, позволила нам взять ее на руки и не куксилась на сквозняке. Моника быстро к нам привыкла. Когда мы покидали Сипакиру, она улыбнулась нам – и мы растаяли. Теперь мы официально были ее приемными родителями, хотя до оформления всех документов требовалось еще несколько недель. По дороге в посольство подгузник протек, но мы с Конни сразу понесли малышку знакомиться с обитателями отделения УБН, ее новой американской семьей!
Во время поисков Эскобара в Боготе запрещено было проживать с детьми, и сотрудников, у которых появлялись дети, через полгода переводили в другие места. Поиски были в самом разгаре, и я написал в УБН заявление с просьбой не отсылать меня. Так Моника стала единственным ребенком на базе, которого баловали решительно все, даже закоренелый холостяк Хавьер.
С приходом в нашу жизнь Моники Конни ушла с работы, но ее нагрузка, как это всегда бывает с маленькими детьми, только возросла.
Пока мы занимались малышкой, Пабло Эскобар всё больше волновался о своей семье. В конце ноября 1993 года семья решила выбраться во Франкфурт, где у них имелась кое-какая собственность.
За день до рейса мы через де Грейффа узнали, что жена Эскобара, его девятилетняя дочь, сын Хуан Пабло и его двадцатиоднолетняя девушка вылетят во Франкфурт авиакомпанией «Люфтганза». Рейс был коммерческий, время поджимало, и мы тут же составили план, как быстро достучаться до высших чиновников американского и германского правительства.
Пока мы знакомились с полетным листом, пассажиры прошли регистрацию в первый класс, и мы в срочном порядке отправили в самолет агента, Кена Маджи, снабдив его суперсовременными шпионскими камерами. Одна крошечная 35-миллиметровая камера пряталась в небольшой сумке для фотоаппарата. Объектив выглядывал из маленького отверстия в сумке. Кнопка включения располагалась на ручке, так что достаточно было повернуться в сторону интересующего предмета, нажать на кнопку – и фотография готова, даже камеру доставать не надо. Нам было важно установить, с кем семья путешествует и будет разговаривать в пути.
От НПК по приказу генерала Варгаса рейс сопровождал полковник Леонардо Гальего. Мы уже знали его как очень сообразительного, надежного и квалифицированного сотрудника. Об операции также известили отделение УБН во Франкфурте, правительство Колумбии, штаб-квартиру УБН в Вашингтоне и в посольстве Боготы. Наша позиция была предельно ясна: ни при каких обстоятельствах семья Эскобара не должна получить убежище в Германии – она должна вернуться в Колумбию в кратчайшие сроки. О том, что на борту находились агент УБН и сотрудник НПК, семья так и не узнала.
За несколько часов до вылета я взял свою камеру, и мы с Хавьером поспешили в международный аэропорт Эль-Дорадо. В первую очередь нам нужны были доказательства, что пассажиры в полетном листе действительно родственники Эскобара. Кроме того, существовал мизерный шанс, что Эскобар лично явится проводить родных. Мы понимали, что это маловероятно, но упустить такой шанс было бы кощунством.
В аэропорту царил хаос. Кто-то слил информацию колумбийской прессе, и толпы людей фотографировали всё вокруг, так что я даже не выделялся из толпы, когда тоже начал снимать на свой маленький 35-миллиметровый «Пентакс», который всегда носил в кармане. Мы с Хавьером всё же надеялись выяснить, кто полетит с семьей, и стали наблюдать. Семья явилась в сопровождении нескольких вооруженных охранников де Грейффа. Охранники были в штатском и имели при себе дубинки и автоматы, которыми отбивались от назойливых фотографов. Они остались охранять семью до вылета. Для семьи выделили отдельный зал в международной секции аэропорта, чтобы она дождалась своего рейса, не пересекаясь с другими пассажирами. С одной стороны, это было разумно с точки зрения безопасности, поскольку за родными Эскобара охотились «Лос-Пепес». С другой – остальные колумбийцы не могли рассчитывать на столь привилегированное отношение, и я думаю, что таким образом генпрокуратура хотела показать Эскобару свою полезность. Пожалуй, со стороны де Грейффа это было даже наивно. Я никогда не верил, что Эскобар действительно хотел сдаться повторно, как думал де Грейфф. Скорее, он просто хотел вывезти семью в безопасное место, чтобы затем продолжить подрывы и убийства с еще большим размахом. Также напрашивался вывод, что, уговаривая Эскобара сдаться во второй раз, де Грейфф хотел загрести себе всю славу и повысить свои шансы во время выборов президента в Колумбии. Он преследовал только личные политические интересы.
Проводив самолет, мы с Хавьером вернулись в посольство и приступили к работе. Тофт встретился с послом Басби, который понимал всю серьезность ситуации. Если семье позволят остаться в Германии, в которой довольно либеральные условия предоставления убежища, мы потеряем важное преимущество для привлечения Эскобара к ответственности. С каждым разом мы подбирались всё ближе к нему, а он допускал всё больше ошибок, выходя на связь с сыном и тем самым позволяя нам с растущей точностью определять адреса его убежищ в Колумбии.
Пока самолет был в воздухе, посол времени не терял. Как сказал нам Тофт, он хотел как следует надавить на правительство Германии, вынудив вернуть семью на родину, и обратился напрямую в Вашингтон, а именно к госсекретарю США Уоррену Кристоферу и даже президенту Биллу Клинтону, чтобы они донесли нашу позицию до канцлера Германии Гельмута Коля. Ситуация сложилась довольно щекотливая и к тому же разыгрывалась под пристальным вниманием международной прессы. Правительство Колумбии со своей стороны тоже поддерживало позицию США и старалось донести это до правительства Германии.
Когда самолет приземлился во Франкфурте, Тофт сказал нам, что переговоры еще в разгаре. Самолет вырулил на специальную секцию взлетно-посадочной полосы, семью Эскобара перевезли на отдельном автобусе и в ожидании решения поместили на «карантин» в изолированное помещение в аэропорту Франкфурта. Позднее полковник Гальего рассказал, что немцы понятия не имели, что делать, и очень нервничали. Многие чиновники предлагали оставить семью, другие хотели отправить ее обратно. В какой-то момент было решено оставить семью на сутки в Германии, пока идут переговоры между президентом Колумбии, канцлером Германии и правительством США. Наш агент Маджи, сопровождавший рейс, подтвердил эту информацию и сообщил, что за ситуацией в аэропорту наблюдают агенты УБН из Франкфурта и их немецкие коллеги. Переговоры шли тяжело. По словам Маджи, правительство Германии никак не могло принять решение и склонялось к тому, что семье Эскобара нужно предоставить убежище. Позже мы узнали, что представители трех стран ожесточенно спорили до самой последней минуты. Семья Эскобара подала заявление на проживание в течение трех месяцев и собиралась просить убежища, когда немцы наконец решили, что отправляют их обратно в Колумбию.
«Все они подали заявление на проживание в Германии по туристической визе в течение трех месяцев, – сообщалось в заявлении полиции Германии. – По результатам опроса пограничной службой Министерство внутренних дел Германии приняло решение о выдворении их из страны».
