Рэд знает, что планета, вокруг которой она вращается, изжила себя, – новые органы сообщают ей об этом. Разверзается густой, вязкий космос. Из образовавшихся щелей лезут зеленые корни, обвивают шар и с бережной силой садовника крошат его в песок, высасывая жизнь из обломков, пока от планеты не остается ничего, кроме праха. Ее питательные вещества пригодятся в других местах.
Солнечный глаз ползет прямо по ней, и Рэд обжигает яростью его взгляда.
Она совершила чудовищную ошибку. Все-таки она дура – обрекла себя на смерть вдали от дома. С чего она взяла, что успела достаточно узнать это место из писем и воспоминаний подруги? Как она могла быть так в этом уверена; как могла поверить, что впитала в себя достаточно Блу, чтобы выжить здесь? Не зная Сада, знает ли она на самом деле Блу?
Такие мысли норовят предать ее – они ее трещины, в которые полезут корни.
Она думает о Блу и сдерживается.
Глаз движется дальше – движется и Рэд, не выдавая своего облегчения.
Она скитается по многочисленным мирам Сада. Само окружающее пространство как будто враждебно настроено к ней. Мох дышит сонными парами; споры витают в воздухе, в поисках способа осесть в предательских легких. В небе фосфоресцируют созвездия, а между галактиками сплетаются вьюнки, образуя гигантские магистрали, связывающие звездные бездны. Жизнь цветет пышным цветом даже во время термоядерного синтеза в недрах звезд. Она идет, не зная дороги.
Она ищет Блу. Она пробирается сквозь мангровые заросли, растущие из ртутного моря, и на нее падают пауки размером с ладонь и лапками, легкими, как перышко, щекочут ей плечи и шею. Шелковой нитью они задают ей вопросы, и на каждый она отвечает воспоминаниями о Блу. Блу плетет травы. Блу пьет чай. Блу с обрезанными под корень волосами является обокрасть бога. Блу с дубинкой, Блу с лезвием в руках, Блу, рождающая будущее.
Пауки метят ее своими клыками – опасный способ указывать дорогу. И хотя новое знание обжигает вены, женщина, которой стала Рэд, не умирает.
Она лезет вверх по косе. Она продвигается медленно, ступает легко.
«Думаю, тебе известно, что нас взращивают, – писала Блу. – Мы окапываемся в переплетениях времени и сливаемся с ними. Мы и есть терновая застава, только мы – бутоны роз с шипами вместо лепестков».
Рэд находит нужное место. Мудрость пауков выводит ее к зеленой лощине с лозой и мотыльками, где цветы цветут белее белого, только красные точки отмечают их сердцевины. Она словно очутилась в сказочной стране.
Похоже на одну из картин, которые так любит Блу, но Рэд кругом чувствует опасность. Розы источают сонное благоухание: «Приляг, отдохни среди нас, позволь нашим шипами проникнуть в твои уши к мягкому внутри». Огромные серокрылые мотыльки густым облаком снимаются с ветвей ивы и принимаются порхать вокруг Рэд. Они садятся на нее, пробуют ее губы на вкус своими хоботками, их острые как бритва крылья безжалостно царапают ее сухожилия. Зеленая трава смягчает шаги, но Рэд чувствует ее притаившуюся силу. Достаточно ли в ней Блу? Если это место заподозрит, кто она на самом деле, Рэд не жить: мотыльки изрежут ее, трава задушит ее, розы съедят ее.
Но место признает ее. Признает новое в ней, Блу в ней. До тех пор, пока она не почувствует страха. Пока она не дрогнет и не даст роще повода для подозрений.
Крыло мотылька легонько надавливает ей между ресниц, и Рэд не кричит, не рвет, не вскрывает себе глазное яблоко.
Это – дом Блу. Рэд не доставит ему удовольствия и не позволит убить себя.
Пыльца наполняет воздух мудростью. Идти – все равно что плыть, и она плывет вверх по косе, держась этой рощи, оказавшейся корневищем, в прошлое, которое Сад окружила стенами и шипами, охраняя плодородную почву, где растут ее самые совершенные агенты.
«Семена опускают в землю, побеги пускают корни сквозь время».
Рэд подплывает к вегетативному сердцу рощи, окруженному мокрым, зеленым механизмом, через который Сад взращивает и вскармливает свои орудия, свое оружие. Но стоит взглянуть иначе, под углом человеческих глаз, – и она окажется на склоне осеннего холма рядом с фермой.
Там спит принцесса.
Принцесса сотворена из шипов, углов и пламени. Она – великое незаконченное оружие, пронзительное и прекрасное. Зубы стройными рядами блестят в ее рту.
Но стоит взглянуть иначе – и это будет девочка, задремавшая на холме в солнечном свете.
«Когда я была совсем маленькой, – писала Блу, – я заболела».
Когда она вырастет, она будет пригодна к войне. Но она еще не стала той Блу.
Рэд подходит ближе. Принцесса открывает глаза: они золотые и блестящие и одновременно с тем темные, глубокие, человеческие – ловушка внутри ловушки. Восхитительная девочка-монстр – она потягивается, моргает между сном и явью.
Рэд наклоняется к постели и целует ее.
Ее зубы прокусывают губу Рэд. Язык ловит сорвавшиеся вниз капли ее крови.
В те долгие дни в лаборатории, когда Рэд складывала ягоды в абзацы, она высекла яд в своей памяти, как в камне: яд голода, который обратил бы защитные механизмы Блу против нее, принудил бы Сад отрезать ее, пожрал бы ее изнутри.
Кровь, которую она дает выпить Блу, содержит предвкусие этого яда – и противоядие от Рэд, ее иммунитет. Слабый вирус, который, если все получится, окропит юную Блу нежнейшим оттенком красного.
«Я оказалась скомпрометирована неприятелем».
«Прими это от меня, – думает Рэд. – Носи в себе, как корень, питаемый тем, что убьет его. Навсегда сохрани в себе этот голод. Пусть он охраняет тебя, направляет тебя, спасает тебя.
Пусть, когда Сад, и я, и все на свете сочтут тебя мертвой, какая-то часть тебя проснется. Оживет. Вспомнит.
Если все получится».
Взгляд девочки, которая однажды станет Блу, устремлен на нее – теплый со сна, доверчивый. Она пробует предложенное угощение, распознает в нем боль и глотает.
Голод разливается по ее венам алым цветом и по корням убегает в долину; он пульсирует и лопается в цветочных лепестках; обжигает мотылькам крылья. Рощу охватывает пожар. Рэд убегает. Мотыльки летят на нее, оставляют на ее ногах, руках, животе кровавые борозды, но в момент атаки горящими крыльями прижигают раны, которые сами же и наносят. Один мотылек отрезает Рэд мизинец. Трава ловит ее за ногу, снимает лоскут кожи с правой икры, но трава тоже вянет от голода, и Рэд вырывается и ползет, истекая кровью, вверх по косе, в направлении к дому, который она предала, к безопасности, которая стала опасна.
Она просто не знает, куда еще податься.
Скользкая тяжесть пространства перестает быть неподвижной. Кожа миров начинает дрожать от гнева. Глаза звезд ищут предателя.
Сад у нее на хвосте.
Рэд быстра, умна, способна – и ранена. Притворство уже ни к чему, когда она вырывается из рощи, поэтому она разворачивает свою броню, обнажает орудия и отбивается от Сада на бегу. Достаточно сказать, что ничем хорошим это не заканчивается. Глаза-звезды зажимают ее между вероятностями. В этом вакууме она сражается с гигантскими корнями. В попытках освободиться Рэд теряет броню, кости, пальцы, зубы. Она призывает на помощь последние секретные боевые машины, сжигает корни, ослепляет глаза – звезды гаснут и взрываются одновременно, и Рэд падает сквозь разрыв в мирах, словно в пасть.
