– Виконт здесь.
Я открыла было рот для дальнейших расспросов, но одно лишь упоминание о господине привело драгуна в нервозное состояние.
– Ну так я вам оставлю немного еды на случай, если захочется перекусить, – проворчал он. – Мы должны трогаться без промедления, если хотим прибыть в Версаль послезавтра.
– Подождите! – воскликнула я, растерявшись. – Виконт здесь? Почему я не вижу его? В Версаль? Послезавтра? Но я думала, что дорога из Оверни в Иль-де-Франс занимает неделю.
Ответом мне был хлопок закрывающейся двери. Следом послышался щелчок замка, не оставляющий надежд на спасение.
Карета возобновила движение. Я опустила глаза на пол, в центре которого блеснуло железное кольцо. Ручка люка! До сих пор я не замечала его. Так вот где прячется вампир от дневных солнечных лучей. Прямо под моими ногами! Ближе ко мне, чем когда-либо.
* * *
Весь предыдущий день и всю ночь я провела в состоянии прострации. Теперь же осознание того, что вампир затаился в нескольких сантиметрах от моих ног, не давало покоя. Сомнения, охватившие меня, по капле вливали в вены свой парализующий яд.
Как и все смертные, я слышала о двух способах убийства вампира: либо вбить деревянный кол в его сердце, а затем отрубить голову, либо надолго оставить на солнце, чтобы он сгорел.
Может, потянуть за железное кольцо? Попытаться открыть люк, чтобы спящий там монстр попал под лучи солнца? Мучило неистовое желание поступить именно так. Но я боялась, что не смогу удержать монстра на свету дольше нескольких секунд. Если вчера он прибыл в замок со скоростью ястреба, то что помешает ему сегодня задернуть штору прежде, чем солнце коснется его кожи? И тогда наступит моя глупая смерть.
Я мучилась, не зная, что предпринять. Чувствовала, как избыток черной желчи проникал в мозг, вызывая привычную мигрень. Виски словно тисками сжимало, а свинцовые тучи нагоняли мрак за окном.
Мы на пороге осени. Густая прохлада короткого лета немного задержалась на равнине. Но уже через несколько недель ударят морозы.
Иногда за поворотом возникала деревушка, такая же заброшенная, как Крысиный Холм, с такой же затхлой жизнью, как у меня. Пробегали часы, а вместе с ними неумолимо садилось солнце.
Постепенно мое отражение все отчетливее проступало на поверхности темнеющего окна кареты. На тонком лице, обрамленном густым каре светлых волос, особенно выделялись серые глаза, жмурящиеся от головной боли. Мордочка ласки, как нежно называл мое лицо бедный Бастьян. Ласки, попавшей в клетку.
День незаметно перешел в вечер. Вечер – в сумерки. И вот наступила ночь. Только тогда люк, глаз с которого я не спускала весь день, приподнялся, выпуская ледяное дыхание. Из зияющей пустоты сначала показалась белая рука, затем появилось тело. Вампир вынырнул из недр дыры с такой сверхъестественной легкостью, будто невидимая сила подняла его.
Жабо рубашки топорщилось, напоминая похоронный цветок. Он смахнул пыль с синего бархата редингота, вздымая сверкающее в лунном свете облачко пыли. Пробежался по клавишам невидимого фортепьяно, снимая напряжение в длинных пальцах.
– Добрый вечер, мадемуазель, – поприветствовал Александр, поклонившись.
Взгляд его черных глаз меня заворожил. Ни мешков, ни прочих следов сна, присущих обычным смертным.
– Добрый вечер, месье, – ответила я одними губами.
Мысль об опасности заставила забыть о головной боли.
Забавно называть это существо «месье». Он выглядел так молодо. Моложе, чем вчера в комнате баронессы. Может, оттого, что убрал копну рыжих волос назад, подвязав их на затылке а-ля катоган
[4]? Это еще больше подчеркнуло юношескую привлекательность его лица.
Заметив мой взгляд, вампир объявил:
– Вы можете избавить себя от парика, если вам так удобнее. Я не возражаю. Никогда не видел ничего подобного: натуральные волосы, смешанные с серебряными нитями. Это очень дерзко!
Я содрогнулась, услышав его слова. Серебро запрещено во всей Вампирии: если чеснок раздражал бессмертных, то этот металл был для них ядовит.
– Это не парик. Это мои настоящие волосы. Без грамма серебра, спешу уточнить.
– Неужели?
Он снова изучающе посмотрел на меня, как энтомолог на панцирь насекомого, затем добавил:
– Ваши волосы – эпатаж!
Не зная, что ответить, я улыбнулась. Но вышла гримаса, перекосившая мое лицо.
– Я не похож на других овернских вампиров, которых вы, возможно, встречали, – продолжил живой мертвец, не догадываясь, что он первый из них, кого я встретила. – Прошу вас, не ставьте меня в один ряд с древними ископаемыми вроде маркиза Риомского или графа Иссуарского. От них несет нафталином. Эти пугала носят одну и ту же одежду в течение ста лет! Я, чтобы идти в ногу с модой, каждый сезон заказываю себе гардероб из Парижа.
Он гордо расправил лацкан редингота, который действительно выглядел модным и ладным, идеально сидящим на его атлетической фигуре.
– Поверьте, мне не место в Клермоне. Я целую вечность мечтал только об одном: как можно скорее убраться оттуда.
Речь Александра озадачила меня. Он изъяснялся на современном языке. Использовал тот же сленг, что и братья. А прежде всего, его отношение к другим овернским вампирам! Сколько раз отец ругал меня, когда я легкомысленно, без должного уважения отзывалась о повелителях ночи!
– Я другой, – мой собеседник расправил жабо. – Абсолютно современный. И даже, осмелюсь заметить, опережающий время, которое отказывается эволюционировать. Без сомнения, слишком авангардный для Версальского двора, откуда был изгнан много лет назад. Но этот бунт фрондеров, пресеченный в зародыше, изменит игру.
При этих словах тень досады мелькнула на его лице.
– Конечно, я бы предпочел, чтобы все прошло иначе, потому что ненавижу неоправданное насилие и ненужные страдания. Как представитель Короля, я лишь сопровождал инквизитора, выполнявшего поручение архиатра
[5] из Клермона. Но под респектабельной маской прелата скрывается тупая скотина!
– Он и его люди устроили настоящую резню среди мятежников. От одной мысли меня бросает в дрожь. Несмотря ни на что, я надеюсь снова заслужить милость Его Величества. А вы как думаете?
– Э… да, конечно, – запинаясь, ответила я.
Воспоминания об убийстве родных сдавили горло.
Тот факт, что Александр в поисках поддержки доверил мне свои тайные мысли, смущал. Для него я не простолюдинка, а баронесса. Пусть я смертная, а он вампир, – в его глазах нас объединяло привилегированное положение аристократов.
