Король развернулся на красных каблуках и в сопровождении Великого Архиатра, волков-вампиров и молчаливого эскорта оруженосцев направился к таинственной обсерватории.
Холод постепенно ослабевал, как отступающий отлив. Я отошла от Александра, погруженного в тягостное молчание.
Из шести смертных оруженосцев остался только один: высокий и надменный молодой человек. Под темно-охристым тюрбаном в тон кожаного нагрудника медное лицо юноши сливалось с темнотой. Лишь глаза под густыми черными бровями светились, словно угли.
Османец из Турции? Казак из опасной Киммерии? Из каких дальних земель прибыл этот чужеземец?
Причудливой формы кинжал, свисающий с его пояса, вызывал образы загадочного Востока из приключенческих романов. Два волнистых лезвия выступали с каждой стороны рукояти из выточенного рога.
– Мадемуазель, – протянул он руку.
Было что-то печальное в голосе оруженосца. Опираясь на его руку, я вышла из лабиринта к внешнему миру.
К жизни.
13
Возвращение
ИЗУМЛЕННЫЙ ШЕПОТ РАЗДАЛСЯ В ТОТ МОМЕНТ, когда я вошла в класс.
– Она вернулась!
– Кажется, у нее был роман с ночным лордом!
– Любовник обещал трансмутировать ее, несмотря на numerus clausus.
– Говорят, сам Король даровал ей второй шанс.
Вчера я проспала в комнатке на чердаке, восстанавливаясь после бурной ночи. Мадам Тереза своими руками перевязала мои раны, не осмелившись отругать за побег. А я, в свою очередь, не осмелилась посмотреть ей в глаза, боясь, что она догадается об истинной причине моего появления во дворце.
Меня восстановили в правах, хотя и намеревались сослать в монастырь. В конце концов, именно по королевскому указу я вернулась в школу, из которой была исключена. Новое парчовое платье заменило грубую монастырскую одежду. И вот я здесь. Вернулась после сорока восьми часов отсутствия и сразу попала на урок куртуазного искусства.
– Поторопитесь, мадемуазель де Гастефриш, – обратился генерал Барвок со сцены. – Вы появились как раз вовремя, чтобы попрактиковаться в салонных играх.
Металлический ошейник не позволял ему повернуть голову в мою сторону. Только большие глаза вращались в глазницах, приглашая войти в класс.
– Надеюсь, ваши манеры со времен злополучного ужина улучшились. Верх неприличия терять самообладание во время игры в карты.
Сегодня ученицы расположились группами по четыре человека за круглыми столиками, покрытыми зеленым сукном с разбросанными на них колодами карт и фишками.
– Присаживайтесь, – велел профессор, указав кончиком острых железных щипцов в руке на дальний столик, где сидели Прозерпина Каслклифф, Эленаис де Плюминьи и третья девушка, с которой я познакомилась во время ужина. Мари-Орнелла де Лоренци, одна из лучших подруг Эле. Я заняла свое место, стараясь игнорировать любопытные взгляды, и переключила внимание на Прозерпину, подмигнувшую мне обведенным черными тенями глазом. На этот раз одноклассница нарядилась в серое полинявшее платье деним с бахромой.
– Welcome back!
[23] – заговорщицки улыбнувшись, приветствовала она хриплым голосом.
– Thank you… Poppy
[24], – ответила я с французским акцентом.
Генерал тут же одернул нас:
– Отставить иностранные языки!
Утро ушло на изучение правил азартной игры «брелан», которая, похоже, доставляла неподдельное удовольствие праздным придворным – любителям блефа.
– Брелан – это три одинаковые карты в колоде игрока, – объяснял профессор. Твердое «р» выдавало в нем выходца из центральной Европы. – Все искусство в том, чтобы суметь сохранить улыбку. Но не обольщайтесь, дамы: во все времена на зеленом сукне проигрывались и выигрывались состояния!
Пока этот освобожденный с Восточного фронта и от воинской повинности генерал учил нас, как правильно делать ставки и увеличивать их, я с горечью размышляла о тех огромных суммах, которые большинство одноклассниц легко промотают забавы ради. Состояния, выигранные не за игорным столом, а вырванные у нищего четвертого сословия. Возможно, эти девушки и их семьи не являлись вампирами в прямом смысле. Но они кровопийцы в переносном: вместо крови пьют пот и слезы простых людей!
– Почему сегодня мы играем жетонами, а не золотом? – как бы вторя моим мыслям, поинтересовалась Эленаис. – Было бы гораздо веселее.
– Вы еще учитесь, мадемуазель де Плюминьи, – сурово возразил Барвок. – На тренировочных сражениях солдаты бьются шпагами в безопасных чехлах и стреляют холостыми. Нельзя идти на войну с искалеченными. Вот и я не хочу, чтобы вы пришли ко Двору разоренными.
Красавица легкомысленно пожала плечами. Большие павлиньи перья, украшавшие ее прическу а-ля «Юрлю-берлю», отливали всеми цветами радуги, под стать теням на ее веках.
– Ну, несколько сотен экю не разорят нас, не правда ли, Мари-О?
Девушка подмигнула соседке, в волосах которой сияло столько жемчужин, что вампирша Эдме задохнулась бы от зависти. Все знали: Лоренци – представитель старинной семьи флорентийских банкиров, давно и прочно обосновавшихся в Версале, таких же богатых, как и де Плюминьи.
– Ты права, Эле, – ответила флорентийка. – Всего-то несколько жалких монет.
Две подруги испепелили нас с Поппи презрительными взглядами. Конечно, дочь мелкого аристократа из Оверни не купалась в роскоши. А семья острой на язычок англичанки уже несколько десятков лет жила без гроша в кармане.
Я старательно держала язык за зубами: лучше проглотить ужа, чем вновь оказаться за стенами школы. Мне необходимо дойти до конца, пробиться во дворец и убить Александра. Вот что главное! Вот что имеет значение!
Тем временем у Поппи было свое мнение насчет игры на деньги, отличное от мнения двух подруг. Устремив дымчатые глаза на соперницу, она произнесла:
– Нет, Эленаис, у меня нет нескольких сотен экю. И я не могу положить их на игровой стол.
Де Плюминьи расплылась в довольной улыбке и хотела что-то сказать, но Поппи продолжила:
– …в отличие от ваших, мои предки не опускались до покупок дворянских титулов, а с доблестью получали их на поле боя.
Сарказм Эленаис затих в ее белоснежном горлышке, так и не успев вырваться наружу.
– Хотелось бы знать, о каких полях сражения идет речь? – прошипела красотка, зло сощурив золотисто-карие глаза. – Не о тех ли, во времена Столетней войны, когда англичане резали добрых французов?
Барвок в бешенстве заколотил по столу своей железной клешней. Каждый раз, когда он злился, его искусственные конечности бесконтрольно тряслись. Как будто изуродованное тело хотело избавиться от трансплантатов темных лабораторий Факультета.
