— На моем месте могла бы быть любая, — однажды заявила она.
Шери называла себя моей «женой для галочки». Женщиной, которая существовала в моей жизни исключительно, чтобы поставить галочку в графе «жена в идеальной жизни Уилла Смита».
Мы с Шери как раз недавно купили дом в Энсино. Там вовсю шел ремонт, но Шери забрала Трея и переехала туда. Мне казалось, что она портит мне жизнь, разрушает нашу семью. Я обещал себе не допустить этого, но получите, распишитесь — мне еще и тридцати нет, а моя семья уже разрушается.
Я чувствовал, что умираю.
Я позвонил Куинси.
— Как дела, Филли? — спросил он.
— Шери подала на развод.
— Вот блин. Как себя чувствуешь?
— Ужасно. Сейчас пойдут адвокаты и вся эта херня. Я вообще не хочу разводиться…
— Понимаю тебя, парнишка, сам через это проходил. Могу помочь советом.
Никогда я еще не нуждался в хорошем совете, как сейчас.
— Отдай ей половину своего барахла и забудь об этом навсегда.
Э?
— Все мои разводы разрешались за день. Как только бабы начинают возникать против меня, я отдаю им половину моего хлама, и они катятся на все четыре стороны. А вот дальше я скажу тебе кое-что совсем неожиданное.
Он понизил голос, словно Морфеус из «Матрицы», предлагающий мне красную таблетку.
— Вы все равно будете видеться каждое Рождество. Если у вас общие дети, вы никуда друг от друга не денетесь.
Куинси разводился уже три раза.
— Парень, да у меня бывшая через дорогу живет! Еще одна в квартале отсюда, и дети в трех разных домах. Мы все до сих пор одна семья! Они думают, разведешься — и дело с концами, да как бы не так. Ты будешь повсюду, на билбордах, в рекламе… Отдай ей половину, скажи, что увидитесь на Рождество, и продолжай себе спокойно жить. В следующем году ты все равно заработаешь деньги обратно. Выпиши ей хренов чек и успокойся.
Не совсем такие слова я ожидал услышать. Я хотел, чтобы он подсказал мне, как все исправить. Как заставить ее сдержать нашу клятву. Я ведь считал, что у меня всего два варианта — победить или умереть. Откуда взялся этот чертов третий вариант — сдаться?
А половина от «Триллера» — это все равно огромные деньги.
Я бы ни за что не женился, если бы думал, что существует вариант развода.
Если есть вариант сдаться, все же выберут его — это ведь самое простое. Если надо выбирать, идти на пробежку в пять утра или НЕ идти, кто же пойдет? Если ты можешь сдаться, то ничего стоящего не добьешься. Исключить все варианты, кроме победы — единственный способ заставить слабое сознание добиваться желаемого. Как по мне, в основе всех успешных человеческих начинаний лежит понимание того, что мы предпринимаем нечто очень сложное или невозможное. И тогда мы смотрим друг другу в глаза, пожимаем друг другу руки и клянемся, что умрем, но не сдадимся.
И мне казалось, что брак — именно такой договор. Это ведь такая простая идея. Не зря же на церемонии говорят: «Пока смерть не разлучит нас». Даже Господь со мной согласен. Это клятва не перед твоим партнером — это клятва перед самой слабой частью самого себя. Как ты можешь не сдаться, если у тебя есть такой вариант?
Причина, по которой ты говоришь, что умрешь, если не справишься, кроется в том, что смерть — это прямой результат того, что ты не справился. Сознание пытается защитить тебя от сложных вещей, от боли. Но за болью и сложностями как раз и кроется твоя мечта. Поэтому сознание в поисках удовольствия, комфорта и легкой жизни неизбежно отравляет свою же мечту — оно становится барьером перед твоими мечтами, внутренним врагом.
Если бы это было просто, все бы так делали.
Мы даем клятву, потому что знаем — перед нами лежит очень тяжелый путь. Когда делаешь что-то простое, никакая клятва и не нужна. Никто никогда не произносил: «Клянусь съесть всю эту пироженку целиком! Видит Бог, ни одной крошечки не останется на моей тарелке! А еще я клянусь не идти на пробежку завтра утром! Клянусь поспать подольше!» Если бы все было так просто, никто не давал бы клятв. «В болезни и в здравии, пока смерть не разлучит нас». Эта клятва так страшна, потому что жить — страшно. В этом весь смысл преданности. Я не противник разводов и не считаю, что сдаваться в битве — плохо. Просто я считаю, что это должно происходить в самом конце, а не пока ты еще только надеваешь броню, не при первой сложности, не после первой травмы. По-моему, большая часть людей разводится слишком рано, пока они еще не уяснили важные уроки, которые помогут им не повторить прежних ошибок в последующих отношениях.
Я до сих пор не до конца понимаю, о чем только думал. Может быть, дело было в боли, в исступлении. А может быть, я и вовсе не подумал ни о чем.
Может быть, тут и думать было не о чем, все и так было ясно. Путеводную звезду видно и сквозь туман.
19 февраля, всего через пять дней после получения бумаг на развод, я позвонил Джаде. Мы с ней не виделись уже много месяцев. Телефон звонил целую вечность.
— Алло?
— Привет, Джада! Это Уилл.
— Привееет!
В ее голосе все еще слышалась магия нашей встречи в «Печеной Картошке».
— Как дела?
— Хорошо. Услышал твой голос, и все сразу стало лучше.
Наверно, стоило пояснить ей, как я себя чувствовал до этого, или как-то предупредить.
— А ты сейчас ни с кем не встречаешься? — задал я ей каверзный вопрос.
Джада какое-то время помолчала — то ли удивилась, то ли не поняла, зачем я спрашиваю.
— Вообще-то нет. А что?
— Круто, тогда будешь встречаться со мной, ага?
— Нууу… Ладно… Давай.
Джада почувствовала, что это все неспроста, но знала, что в тот момент не стоило вытягивать из меня подробности.
— Супер. Я пока на работе, но наберу тебя позже, ладно?
— Ладно.
Тогда я еще не знал, что Джада находилась в Балтиморе. Она настолько устала и разочаровалась в Голливуде, что бросила все и вернулась домой. В Мэриленде она купила прекрасную ферму на два гектара, построенную на рубеже веков, и занялась там ремонтом. Она хотела создать себе красивую, спокойную жизнь.
После моего звонка она немедленно отправилась в аэропорт и улетела в Лос-Анджелес. Она так и не провела ни одной ночи на своей ферме в Мэриленде.
Я никогда не верил в идею «прошлой жизни». Я слышал, как люди говорят «да мы в прошлой жизни наверняка были друзьями». Мне это казалось какой-то глупостью. Но те первые несколько месяцев с Джадой заставили меня усомниться в собственных убеждениях.
Мы прекрасно друг другу подходили, и когда были вместе, казалось, что мы скорее очень давние друзья, чем только что сошедшиеся любовники. Мы понимали друг друга без слов, и все, чего хотели бы добиться, свершалось.
