Открытие ресторана было таким же грандиозным, как любая кинопремьера: красные ковровые дорожки, свет прожекторов, толпы журналистов, возбужденные фанаты в очереди за автографом. Я прошел в укромную комнатку за рестораном. Там были они, все трое: Арнольд, Сильвестр, Брюс. Я включил внутреннего Чарли Мэка и прервал их беседу:
— Привет! Поздравляю с рестораном…
В их вежливом ответе на мое наглое приветствие явно читалось: «Не стоит перебивать троих крупнейших кинозвезд, если сам снялся всего в одном фильме да в сериале».
Но я решил не отступать:
— Спрошу по-быстрому: я хочу делать то же, что и вы. Я хочу стать самой большой кинозвездой в мире. И я точно знаю, что вы трое — лучшие из лучших.
Они усмехнулись — видимо, мой нахальный вопрос требовал честного ответа. Они переглянулись и на каком-то тайном невербальном языке, которым владеют лишь самые большие кинозвезды, решили, что мне будет отвечать Арнольд.
Представьте, как он произнес следующие слова со своим неповторимым акцентом.
— Ты не считаешься кинозвездой, если твои фильмы имеют успех только в Америке. Ты не считаешься кинозвездой, пока каждый житель каждой страны на планете не знает, кто ты такой. Ты должен объехать весь мир, пожать каждую руку, чмокнуть каждого ребенка. Представь себе, что ты политик, который выдвигает свою кандидатуру на пост Самой Большой Кинозвезды в Мире.
Брюс с Сильвестром покивали.
— Спасибо, парни, — сказал я. — Ну, не буду мешать. Всего доброго…
Я ушел с видом маленького мальчика из рекламы кока-колы с Джо Грином, которая была популярна в 80-е. «Злой Джо» был знаменитым футболистом, который в рекламе бросил счастливому мальчишке свою толстовку после Супербоула. Арнольд дал мне ключ — ключ, который станет моим секретным оружием на следующие два десятилетия.
У меня все сложилось в голове. Кинокомпании платят больше 150 000 000 долларов, чтобы развесить постеры к фильмам во всех странах мира. Мне нужно запрыгнуть на закорки их огромных инвестиций. Я никогда не считал, что рекламирую фильмы — я использовал рекламные миллионы, чтобы рекламировать самого себя. Как по мне, фильм не является конечным продуктом. Этот продукт — я. Спасибо кинокомпаниям за инвестиции в мое будущее.
Я начал замечать, как сильно другие актеры ненавидят поездки, журналистов и рекламу. Мне же это казалось чистым безумием. Мы с Джей-Элом провели подсчеты и поняли, например, что фильм, который мог бы заработать в Испании всего 10 миллионов долларов, легко принесет 15–25 миллионов, если приехать туда лично, провести премьеру, поговорить с журналистами и устроить пару встреч с поклонниками. Не помешает выучить несколько фраз на местном языке и произнести их в новостях. Если помножить это на тридцать территорий мира, поездки в разные страны фактически повышают потенциальные глобальные сборы больше, чем в два раза.
А поскольку я непосредственно принимал в этом участие, часть этой прибыли шла напрямую мне в карман. Не говоря уже о том, что я становился все более известным по всему миру, и каждая новая кинокомпания платила мне больше, чем любому другому актеру, зная, что я могу в два, а то и в три раза повысить планку доходов через глобальное продвижение.
Поэтому на неделе я снимался в «Принце из Беверли-Хиллз», со съемок отправлялся прямо в аэропорт на ночной рейс в Европу, прилетал в субботу утром, весь день давал интервью, проводил премьеру, весь вечер ставил автографы, ехал прямиком в аэропорт, запрыгивал в частный самолет, в воздухе учил текст нового эпизода «Принца» и приземлялся в Лос-Анджелесе как раз, когда пора было ложиться спать перед началом новой недели. В понедельник я просыпался и начинал все заново.
Я получил Святой Грааль голливудских звезд. Я присмотрелся к конкурентам — может, кто-то еще знает секрет… и круче всех оказался Том Круз.
Я потихоньку принялся следить за тем, как Том рекламирует свои фильмы. Приехав в какую-нибудь страну, я просил дать мне график Тома и клялся, что буду отрабатывать на два часа больше, чем он.
К сожалению, Том Круз либо робот, либо у него шестеро двойников. Он провел четыре с половиной часа на красной ковровой дорожке в Париже, Лондоне, Токио… В Берлине Том дал автограф буквально всем, пока желающие не закончились. Никто в Голливуде не рекламировал кино лучше, чем Том Круз.
Как же мне его превзойти? Что есть у меня, чего нет у него?
И тут до меня дошло.
Музыка!
Я начал давать живые представления, бесплатные музыкальные концерты для фанатов, которые не смогли попасть в кинозал, где шла премьера. Однажды мы собрали десять тысяч человек на улицах, прилегающих к площади Пикадилли в Лондоне. Это было безумие — в конечном счете полиции пришлось всех разогнать. То же самое в Берлине. На Красной площади в Москве прошла крупнейшая на тот момент голливудская кинопремьера. Том так не смог — как не смогли и Арнольд, Брюс или Сильвестр. Я нашел, как пролезть из газетной афиши мероприятий в заголовки на первой полосе. А как только твой фильм попадает на первую полосу, он перестает быть фильмом и становится культурным феноменом.
Спецэффекты в «Дне независимости» в то время были невиданными. Достаточно было показать, как космический корабль инопланетян завис над Белым домом и взорвал его одним выстрелом лазера, чтобы людям снесло башню.
«День независимости» собрал 306 миллионов долларов в Соединенных Штатах. Кинокомпания была счастлива — им удалось покрыть все расходы. Но потом фильм вышел в прокат в других странах. 72 миллиона долларов в Германии, 58 — в Великобритании, 40 — во Франции, 23 — в Италии и 93 миллиона в одной только Японии. За месяц фильм стал самым дорогим за всю историю. Доходы от него превысили 817 миллионов долларов — тогда такая цифра была неслыханной — и это все при съемочном бюджете в 75 миллионов.
Мы раскрыли формулу успеха. В «Дне независимости» были спецэффекты, существа и любовная линия, а когда мы нанесли последний удар по международным рынкам, камня на камне не осталось. Я был нищим парнем, который разбогател, все потерял, пришел в Голливуд без какого-либо опыта, а потом снялся в самом денежном фильме на свете. И это к двадцати семи годам.
Я чувствовал себя неуязвимым, но такое было со мной уже не в первый раз. Я знал, каково это — ловить попутный ветер. Но на этот раз я сам сидел за рулем своей машины и не собирался его отпускать, пока колеса не отвалятся. Ай да я.
Следующую историю рассказывать очень нелегко. Мне придется либо завуалировать ее откровенный характер эвфемизмами и двусмысленными намеками — тем самым лишая эффектности — или говорить начистоту, рискуя оскорбить трепетных читателей и лишиться потенциального покупателя. Но это был такой важный и поразительный момент в моей жизни и в отношениях с Джадой, что я вынужден рискнуть.
Мы были в Кабо-Сан-Лукас, в Мексике. Это был один из наших любимых укромных уголков. Мы арендовали прекрасную гасиенду на холмах, где бурно провели вечер в компании нашего близкого друга Хосе Куэрво (это эвфемизм).
