Где я, блин? Что я делаю? Что происходит? Как меня жизнь сюда завела? Я даже не знаю, что это за место. Никто из моих близких не знает, где я. Сейчас меня легко можно было бы убить. Хотя, чего меня убивать — «Дикий дикий Запад» был не настолько плох.
А вдруг сюда сейчас войдет женщина? Вдруг на ней будет длинная белая прозрачная ночнушка? Вдруг она приложит палец к губам. — Тссс. Вдруг она меня поцелует? Вдруг она скажет мне, что я на правильном пути?
Вдруг я ей поверю?
Я проспал почти двенадцать часов.
Я уснул сорокадвухлетним, а проснулся, чувствуя себя на двадцать восемь. Я бы спал и дольше, но ароматы томатной чоки, копченой селедки, лепешек сада роти, домашнего хлеба и незнакомых местных фруктов просто не дали мне проваляться ни секундой дольше. Я бесстыже сожрал три полные тарелки и доел за Айлой ее половину лепешки, и тут Скоти наконец приехал.
Все еще без зубной щетки.
— У моего братана Джонатана есть яхта, — объявил Скоти. — Мы думаем отправиться постравам.
Вся семья Лавлейсов одобрительно захлопала и заохала — очевидно, «постравам» — это что-то хорошее.
— Что такое «постравам»? — решил уточнить я.
— По островам.
Мы отчалили в девять утра — я, Скоти, Че, Лулу, Роско, Айла, Эва и Джонатан. Минут через сорок мы прибыли в уединенную бухту на острове Чакачакаре. Скоти, Че и Джонатан прыгнули в воду еще до того, как якорь успел достичь дна. Я старался не уснуть, но то ли нежное покачивание яхты, то ли мое утреннее чревоугодное нападение на объедки Айлы отправили меня обратно в страну дремы.
Двумя часами позже я очнулся и обнаружил, что лодка пуста. Все были в воде, не считая Роско, пятилетнего сына Че. Он всем лицом ел спелое манго, а может быть, манго ело его — короче, он весь уделался мякотью и соком.
Я крикнул Скоти и остальным:
— Йооооу! Какие планы?
— В смысле, мэн?
— В смысле наш план на сегодня — чем мы будем заниматься?
— Тут будем, — ответил Скоти, широким жестом обводя горизонт.
— Я понял, но что делать-то будем?
Они все переглянулись. Че ему надо?
— Ну какие-нибудь водные лыжи, может, у вас есть? — спросил я. — Что тут интересного в округе? Что можно поделать?
— Оглянись кругом, мэн. — Скоти крикнул из воды. — Мы просто лаймим и хорошо проводим время все вместе.
Что бы это значило?
Роско и его манго внимательно следили за нашим разговором. Я вернулся внутрь, прилег на диван и прикорнул еще на полчасика.
Эти олухи реально собрались весь день ни черта не делать. Я помирал со скуки. Мой телефон не ловил сигнал, поэтому я не мог никому позвонить или написать. До суши нужно было добираться час, а до аэропорта — полтора. Я оказался в ловушке. Я чувствовал себя зверем в клетке. Меня это начинало злить. Как они смеют разбазаривать мое драгоценное время?
Я поднялся и снова отправился на палубу. Они так и были все там же, просто торчали в воде и чесали языком. Я не мог понять, что происходит. Меня всего трясло, я не мог найти себе места и постоянно проверял часы на телефоне. И тут я одернул себя. Я заметил, какой хаос у меня творился в голове и насколько он не соответствовал спокойной обстановке вокруг. Я подумал: «Блин, да я веду себя, как наркоман». Я не мог усидеть на месте. Мое сознание было возбужденным — мне хотелось что-то поделать, поставить цель, выполнить миссию, отправиться на поиски приключений. Ну хоть что-нибудь.
Я встретился взглядом с Роско, который выглядывал из-за румяного бока очередного манго — на этот раз оно было размером с его голову. Он смотрел на меня с большим интересом, как будто хотел сказать: «Дядя совсем сбрендил».
Тут я задался вопросом: у меня что, зависимость? Я не принимал наркотиков, никогда особо не пил, не был помешан на сексе, как какой-нибудь похотливый кобель. Но я вообще не мог заставить себя посидеть смирно, помолчать или побыть одному. Я был зависим от одобрения окружающих, а чтобы его добиваться, я пристрастился к победам. А чтобы поддерживать регулярный поток моих огромных побед, я подсел на работу, труд и маниакальное стремление к совершенству.
Но тут скрывалась проблема и посерьезнее. Отдых я считал своим врагом, который может все у меня отнять. Когда я один раз оставил Мелани, она мне тут же изменила. Папуля не разрешал мне отдыхать на работе, потому что считал это ленью. Даррелл не позволял без дела сидеть в спортзале — для него отдых был все равно что «Сникерс» во рту друга, мешающий моей тяжелой работе. Мне никогда не хотелось, чтобы Джефф вставлял на альбомы интерлюдии, ведь пауза между песнями могла заставить людей бросить слушать альбом. Я не оставлял времени на отдых между съемками сериала, новым фильмом, новым альбомом. Я не хотел, чтобы люди за время моего отсутствия забыли обо мне и зафанатели от Дуэйна «Скалы» Джонсона.
Возмутительнее всего было то, что, заполняя каждый свободный момент действиями, я не оставлял места для чувств.
Я вспомнил тот телефонный разговор с Джей-Элом по поводу «Я — легенды». Фильм побил все мыслимые рекорды, но я остался недоволен. «Невидимая болезнь» вылезла наружу во всей красе. Я спрашивал себя, сколько должен был заработать фильм, чтобы я был счастлив? Сколько бы мне хватило? Сколько еще мне надо сделать фильмов, которые поднимутся на первое место? Сколько денег мне потребуется, чтобы наконец успокоиться? Сколько «Грэмми» и «Оскаров» я должен получить, чтобы почувствовать себя любимым и уважаемым? Насколько здоровее должны быть мои дети? Сколько раз Джада должна сказать мне «Я люблю тебя»? Когда мне будет всего вдоволь?
Чем больше у тебя есть, тем больше тебе хочется, в этом-то и есть суть проблемы. Точно так же невозможно напиться соленой водой. Развивается привыкание и приходится постоянно повышать дозу.
Я вдруг понял, что это все — игра, трюк, безумие, приманка. Я никогда не любил фильмы про вампиров, но внезапно понял их суть — это метафора неутолимого человеческого голода, хронического неудовлетворения. Мы пытаемся заполнить душевную пустоту материальными вещами.
Получается, несравнимые победы и исполнение всего, о чем я мечтал, не принесло мне полного счастья и абсолютного блаженства? А что же тогда принесет?
Я снова посмотрел на Роско. Вот он точно знал, что ответ на этот вопрос — манго.
— Давай к нам, вода теплая! — крикнула Лулу.
— Я не умею плавать, — ответил я.
Было совершенно очевидно, что они слышат эту фразу из уст живого человека впервые в жизни. Сначала они засмеялись, но потом до них стало медленно доходить, что я не шучу. А потом они уставились на меня, словно я снимаюсь в благотворительной рекламе ЮНИСЕФ: «Пожалуйста, помогите спасти этого стереотипного афроамериканского городского жителя. Всего один доллар в неделю поможет этому лоху научиться плавать».
