— Дядя Пушистик был тебе замечательным другом, — сказала Микаэла. — Просто он должен работать на тебя, а не наоборот.
Дядя Пушистик был основан на лжи и ложном предположении, что со мной что-то не так, что я трус. Его задачей было вечно извиняться за мои недостатки и гарантировать, что я всегда буду защищен и любим. И хотя мне становилось все понятнее, что его существование изжило себя, факт оставался фактом: Дядя Пушистик приносил мне много денег.
Ситуация с Пушистиком усложнялась еще и тем, что у него был злой двойник, которого Микаэла назвала «Генералом». Когда Пушистик исчерпывал свои запасы шарма и щедрости, не добившись при этом всеобщей любви, в дело шел Генерал. Его задачей было добраться до вершины горы во что бы то ни стало и тайно (а иногда вовсе не тайно) наказать диссидентов, даже если в их числе был я сам. Короче, когда я подавлял свои настоящие потребности слишком сильно и долго, но не добивался при этом любви и одобрения, моя боль от этого выражалась в лице Генерала.
Поскольку Пушистик скрывал мои настоящие чувства (которых я и без этого не понимал), при появлении Генерала окружающие пугались и не понимали, в чем дело. У меня всегда сначала был пряник, пряник, пряник, а потом кнут, кнут, кнут.
— Эти персоны ткут паутину, в которой ты застрял, — сказала Микаэла. — Она соткана из требований, обязательств и ожиданий. А если ты посмеешь отклониться от этих конструктов, то получишь ровно то презрение и неодобрение, которых так боишься. Но ни одна из этих личностей на самом деле — не ты. Вопрос вот в чем: сможешь ли ты отыскать безопасность в самом себе, а не во внешнем источнике одобрения? Сможешь ли ты стать свободным, независимым человеком?
Следующие пару лет мы с Микаэлой вместе работали над этим. Ее план был построен вокруг идеи моего становления Независимым Человеком. Независимый Человек должен осознавать себя, полагаться на себя, мотивировать самого себя, быть уверенным в себе и не зависеть от одобрения окружающих. Он знает, кто он такой и чего хочет. Благодаря этому он готов пожертвовать своими дарами в пользу других людей.
— Ты должен начать чувствовать свой внутренний мир и хорошо понимать, кто ты есть на самом деле, чего ты хочешь и в чем на самом деле нуждаешься, — сказала Микаэла. — Когда кто-то спрашивает, что ты чувствуешь, не отвечай, как Пушистик, а подумай над ответом. Озвучивай свои чувства хотя бы самому себе.
Микаэла хотела добиться, чтобы я ставил честность и достоверность выше моей потребности в одобрении ради того, чтобы я развивал веру в самого себя и заслуживал доверия других.
Поначалу я плохо справлялся с неодобрением, мне было тяжело видеть разочарование в глазах людей или чувствовать их злость, когда я отказывался исполнять их желания. Я пытался научиться быть верным себе, не предавать себя и не игнорировать свои чувства. Мне было невыносимо заставлять себя не говорить «да», если я хочу сказать «нет», и перестать отказываться от вещей, которых мне на самом деле хотелось.
Первым делом я должен был избавиться от правила о том, что я не мог отказывать фанатам в любой их просьбе. Если кому-то хотелось со мной сфотографироваться, взять автограф, пожать руку, обняться — не важно, ел ли я в это время, разговаривал с кем-то или плохо себя чувствовал — я обязал себя исполнять обещание, данное моей персоной.
В 2017 году я был членом жюри на Каннском кинофестивале. Вместе со мной там были испанский режиссер и сценарист Педро Альмодовар, немецкий режиссер Марен Аде, китайская актриса Фань Бинбин, южнокорейский режиссер Пак Чхан Ук, актриса Джессика Честейн, французская актриса и режиссер Аньес Жауи, итальянский режиссер Паоло Соррентино и франко-ливанский композитор Габриэль Яред. В это время я как раз учился устанавливать и уважать свои личные границы. Я собирался искренне говорить людям о том, что чувствую, и честно говорить «нет» и «да».
Шел пятый день, мы посмотрели уже четырнадцать фильмов, десять из которых были на иностранных языках с субтитрами, а шесть — «экспериментальными». В дискуссиях с другими членами жюри я узнал о кино больше, чем за всю жизнь, но смотреть и обсуждать по три фильма в день было очень тяжело как физически, так и морально.
Перед ужином оставалось посмотреть еще один фильм, и мне очень нужно было передохнуть в тишине. У меня было полчаса на то, чтобы сходить в спортзал, прежде чем вернуться в жюри. Я сказал себе, что это мое личное время, только для меня одного, и пообещал себе, что никому не позволю его у меня отнять.
Я зашел в абсолютно пустой спортзал. Хвала небесам. Я пошел к тренажеру для пресса — мне хотелось пятнадцать минут покачаться, пятнадцать минут побегать и свалить. Идеально.
Я как раз принялся делать второй подход, когда в зал зашел молодой черный парень. Он тут же заметил меня, вытащил свой телефон и судорожно стал включать камеру.
— Эй, Уилл, — заговорил он с британским акцентом, поворачивая свой телефон горизонтально. — Передай привет моему братишке!
Он подошел совсем близко. Я протянул руку и закрыл его камеру ладонью.
— Извини, дружище, но я занят.
— Да делов-то, одно коротенькое видео, — ответил он. — У моего братишки синдром Дауна. Он тебя обожает. Я обещаю, всего пару секундочек. Фреш Принц — одна его радость в жизни.
Дядя Пушистик: Уилл, запиши видео. Это даже не для него самого. Это для мальчонки с синдромом Дауна.
Я: Но я пообещал себе, что это мое личное время. Нельзя же меня снимать без спроса.
Дядя Пушистик: Он так обрадовался тебе. Он явно большой фанат. У парня одна радость — Фреш Принц. Не будь козлом.
Я: Я и не козел. Я стараюсь держать данное себе слово. Я имею право не записывать видео, когда не хочу этого делать. Могу же я беречь личное пространство?
Дядя Пушистик: Да у тебя этого пространства хоть отбавляй — дома, лимузины, пентхаус в отеле, частные самолеты. Кстати, всего этого дерьма у тебя бы не было, если б ты раньше начал загоняться этим своим «поиском себя»…
— Уилл, да тут больше нет никого, только мы двое. Пожалуйста, просто передай привет…
Для этого парня я выглядел как полный псих. Я так и продолжал закрывать камеру его телефона рукой, глядя в пустоту, пока в моем сознании шла ожесточенная перепалка.
— Прости, парень, но мой ответ — «нет».
Я навсегда запомнил его обиженный взгляд. У меня до сих пор слезы на глаза наворачиваются, если я об этом думаю. Он смотрел на меня и не верил — Уилл Смит ведь не такой…
— Почему нет? — спросил он.
Я помолчал, подбирая самый честный ответ.
— Потому что мне не хочется.
Он покачал головой в отвращении, повернулся и ушел из зала. Я, конечно, сдержал свое слово, но в моей войне с самим собой пострадал невинный человек.
До пробежки у меня дело так и не дошло. Я отправился в свой номер и не мог перестать рыдать.
