Андриетта наслаждалась встречей со всеми детьми и внуками. Для команды родственников была составлена обширная программа, так что они осчастливили извозчиков города крупными заказами экипажей. В Стокгольме, как и в Париже, к тому времени уже появилась конка, однако Нобели предпочли разъезжать в пролетках. Кузены щедро угощали ужинами, семейные завтраки и обеды сменяли друг друга. Разумеется, предполагалось и посещение динамитного завода в Винтервикене.
Непосредственно в день рождения, 30 сентября, в Стокгольме стояла отличная погода. Семейство Нобель устроило в честь Андриетты великолепное празднество. Ей преподнесли альбом и целую охапку роз. На вечер заказали элегантный ресторан Hasselbacken на острове Юргорден для семейного банкета, где присутствовали все родственники и множество друзей. Те, кто желал, могли добраться до места на пароходном катере от причала Стрёмпартеррен. Счет, составивший более 1000 крон (почти 60 000 крон по сегодняшним деньгам), Людвиг и Альфред поделили пополам41.
Подруга – писательница Юсефина Ветергрунд, известная под псевдонимом Леа, – выступила с длинной поздравительной одой в честь Андриетты. В ней много говорилось о главной радости ее жизни, сыновьях:
И, повзрослев, они весь мир познали,
Сумели путь свой в жизни обрести.
Твоя любовь, твои молитвы стали
Опорой им на избранном пути.
Пусть голова твоя седа,
Но все равно – они твои ребята,
Твоя отрада сердца, как всегда42.
Альфред радовался, видя счастье матери. По мнению братьев, он был ее «любимчиком». Однако сосредоточиться на происходящем во время празднования ему было нелегко. Суету он ненавидел, от еды чувствовал себя плохо, к тому же никак не мог избавиться от головной боли, хотя воздерживался и от курения, и от вина. Отношения с Софи тоже не приносили покоя и отдохновения. Неужели она забыла его? Или он даже хотел, чтобы забыла? В последние недели Софи стала обвинять его в том, что он бегает за другими женщинами. Нелепица, счел Альфред.
Однажды вечером, когда он писал Софи, у него пошла носом кровь. В письме он утверждал, что капля случайно попала на бумагу и что пятно, которое она видит, подтверждает его тревогу за «бедное дитя». Сто лет спустя писатель П. У. Сундман отдаст письмо на криминалистическую экспертизу. Заключение последовало такое: это действительно пятно крови, однако Альфред приврал. Если бы капля крови упала из носа, пятно получилось бы куда больше по размеру. Альфред Нобель поместил каплю на бумагу кончиком пера или пипеткой.
Судя по письмам, в те дни в душе Альфреда Нобеля шла борьба между разумом и чувством. Ему скоро сорок пять. Они совсем неподходящая пара. Он пытался объяснить это Софи: «Я… много лет искал женщину, чье сердце могло бы биться рядом с моим. Но это не может быть двадцатилетнее сердечко, чье мировоззрение и внутренний мир имеют мало общего или совсем ничего с моими собственными».
Затем он снова сожалел о сказанном, посылал ей полные любви поцелуи и заверял, что тоскует по ней43.
* * *
В октябре 1878 года Софи Хесс жила в отдельной квартире, снятой для нее Альфредом Нобелем. Квартирка располагалась не так далеко от него, на улице Ньютона, ближе к Елисейским Полям. Возможно, она перебралась туда еще весной, по крайней мере, мы точно знаем, что осенью она там проживала.
Дело в том, что ее жилище стало местом скандала, разразившегося поздней осенью.
После торжеств в Стокгольме братья Альфреда прибыли в Париж, чтобы посетить всемирную выставку. Первым приехал Роберт, которого сопровождал 19-летний сын Людвига Эмануэль. Альфред познакомил их с Софи и уехал в Лондон.
Накануне отъезда Эмануэль Нобель нанес визит вежливости «спутнице» дядюшки. Эмануэль был красивый молодой мужчина, похожий лицом на отца, с гладко зачесанными назад волосами и небольшими бакенбардами. Прощаясь, он с удивлением услышал, что Софи предлагает ему остаться на ночь. Он остолбенел. Это трудно было расценить иначе, чем приглашение эротического характера. Как вспоминал задним числом Эмануэль, слова были сказаны такие: «Увы, на улице такой дождь! Вы должны остаться здесь сегодня вечером». Неприятно удивленный, он поспешил распрощаться44.
Вернувшись в дом Альфреда, он рассказал обо всем только что прибывшему в Париж отцу. Людвиг был очень расстроен. Такой женщине нельзя позволить заманить Альфреда в ловушку. Людвиг решился на серьезное нарушение этикета. Во время своего пребывания в Париже он будет полностью избегать визитов к Софи. Может быть, тогда она задумается. К тому же он решил предупредить Альфреда, не сообщая, что именно произошло.
Брат все еще находился в отъезде, так что Людвиг написал ему письмо. Он начал с восхищения гостеприимством Альфреда и, как обычно, советовал меньше времени посвящать делам и больше заниматься полезной для тела гимнастикой. Так он мог бы обрести больше «довольства и здоровья в жизни». Однако, продолжает свою мысль Людвиг, «благодать для тебя не там, где ты ее ищешь. Истинную благодать можно обрести лишь среди уважаемых женщин из хороших семей. Несчастье располагает к сочувствию, но лишь женская добродетель и достоинство вызывают у нас уважение, которое мы готовы питать к женщинам. Прости, дорогой Альфред, если я затронул вопрос, по которому ты не просил у меня совета». Людвиг пояснил, что намеренно не навещал Софи, чтобы «не укреплять ее в ее надеждах и стремлениях связать тебя на всю жизнь. Прости мне эту нескромность, но сердце брата печется о твоем благе»45.
Реакция Альфреда Нобеля не подтверждена документально, но нетрудно угадать, что он чувствовал после всех мук и страданий последних месяцев. Должно быть, он выяснил подробности, и не скрыл от Софи, что ему стало известно. О его возмущении можно судить по другим обстоятельствам. Софи Хесс отправила два письма Эмануэлю, объясняясь и прося его отказаться от компрометирующих ее обвинений. Ее письма не сохранились, однако у нас есть ответы Эмануэля. 19-летний юноша счел, что может пойти на уступки. Он дословно передает ее реплику о том, что ему следует остаться ночевать из-за дождя, но выражает готовность отказаться от обвинения, если он неправильно понял ее слова.
У Альфреда же появилась новая рана, которая не желала заживать. Каким-то образом обоим удалось справиться с кризисом, и в дальнейшем даже Людвиг перестал избегать Софи.
В Государственном архиве в Стокгольме хранится недатированное письмо от Софи Хесс, которое может иметь отношение к данному эпизоду (если, конечно, речь идет не о похожей драме, произошедшей несколько лет спустя). Софи пишет Альфреду, что может доказать несправедливость обвинений. Если Альфред все же покинет ее, она не знает, что с ней будет. Ведь она одна на всем свете, у нее нет «ни одной живой души», к кому она могла бы обратиться, никого, кроме Альфреда, которого она так любит, что не может без него жить. Она и представить себе не могла, что он так с ней поступит (как именно, нам, к сожалению, неизвестно). Само собой, она такого «перед Богом» не заслуживает, но, если он будет настаивать, она конечно же освободит его от всех обязательств. В этом случае ей придется как-то выживать самой в своем «бедственном положении», обзавестись комнаткой и устроиться на должность в какой-нибудь дом. Подарки, полученные от него, она немедленно вернет.