В небольшом эталонном произведении «Альфред Нобель» (1960) Эрик Бергенгрен заходит еще дальше. Он утверждает, что Альфред Нобель как личность всегда презирал ссоры и агрессивных людей. Его вывод: Нобель по своей природе испытывал ненависть к войнам. По этой версии миролюбие было присуще Альфреду Нобелю с самого рождения, то есть задолго до встречи с Бертой фон Зутнер.
Не соглашусь.
Правда, можно найти острые пацифистские формулировки, принадлежащие перу юного Альфреда. Во время Гражданской войны в Америке в 1865 году он в своем стихотворении выступил с критикой президента Линкольна за массовые убийства людей (что в то же самое время не помешало ему самому предлагать свои мины обеим воюющим сторонам). Мысль о том, что главная цель создания эффективного оружия – сделать войну невозможной, также не была нова для Альфреда Нобеля, когда он получил в подарок книгу Берты фон Зутнер. Еще в 1840-е годы ее сформулировал папа Иммануил в качестве морального оправдания своему занятию по разработке мин. Странно было бы, если бы разговорчивый Иммануил не приводил эти аргументы своему сыну. Возможно, как напишет много лет спустя в своих мемуарах Берта фон Зутнер, Альфред упомянул об этом во время ее краткого пребывания в Париже в 1875 году. Может быть, именно поэтому она и послала ему книгу?
Однако берусь утверждать, что только с этого момента, с весны 1883 года, Альфред Нобель начинает всерьез задумываться о важности обеспечения мира. Я убеждена также, что важнейшей «инъекцией» стала, несомненно, только что изданная книга Берты фон Зутнер. Именно в «Инвентаризации души» она впервые представляет свою философию мира. Все известные письма, в которых Альфред Нобель рассуждает о вопросах мира, написаны после прочтения этой книги. Говорю это, как человек, досконально изучивший всю его переписку за предыдущие десятилетия. Одно я знаю точно: если в эти годы Альфред Нобель и формулирует какие-либо мечты, то они отнюдь не о мире. Парадоксально, но факт: он скорее мечтает о том, чтобы найти своим взрывчатым веществам военное применение.
К весне 1883 года его попытки по-прежнему не увенчались успехом. Ни динамит, ни гремучий студень не приобрели сколь-нибудь весомого военного значения. Но теперь он очень близок к достижению цели. Если все пойдет как надо, вскоре все армии мира будут вооружены бездымным порохом Альфреда Нобеля. Осталось лишь усовершенствовать свой продукт, проведя еще несколько экспериментов.
В вопросе о мире Берта фон Зутнер и Альфред Нобель не всегда будут единодушны в том, что касается средств, – как и в необходимости премии. Но именно благодаря Берте весной 1883 года в Альфреде берет начало внутренняя эволюция, которая в конечном итоге приведет его к учреждению премии мира «тому, кто действовал больше всех или лучше всех ради братства народов и упразднения или сокращения существующих армий, а также ради организации и распространения мирных конгрессов».
Мне кажется, Альфреду Нобелю и в голову бы не пришло преуменьшать заслуги в этом Берты фон Зутнер. С ранней юности ему было свойственно безграничное восхищение интеллектуальными женщинами. Можно сказать, что это уважение было почти врожденным или впитанным с молоком матери.
* * *
Частная жизнь Альфреда Нобеля не имеет ничего общего с возвышенным слиянием душ, каким наслаждалась в Тбилиси Берта фон Зутнер. Его переписку с Софи Хесс летом 1883 года отличает раздраженный тон. Она разъезжала по курортам – несколько недель в Карлсбаде, несколько в Франценбаде, – жила как королева, однако жаловалась на одиночество. Альфред заказывал ей лекарства, при помощи телеграфа раздобыл двенадцать бутылок токайских вин, которые она пожелала, и пытался найти время навестить ее. Ей захотелось приглядеть местечко в австрийском Бад-Ишле, и Альфред тут же принялся наводить справки.
Ее расходы он заносил в кассовую книгу в раздел с ласковым названием «тролль».
По большей части он вел себя нежно, проявлял понимание, особенно когда знал, что приближаются дни ее «нездоровья». Однако иногда срывался. «Стоит ли Тебе поехать в Монтрё, чтобы провести там зиму, еще нужно обсудить. По крайней мере в Париже пока не холодно и до холодов еще далеко. Тебе не кажется довольно нелепым, что у Тебя там квартира. Все лето Тебя нет, и теперь Ты не хочешь возвращаться и на зиму».
Альфред писал, что ему надоело разъезжать по всей Европе в качестве няньки. Это «ужасное положение всего за несколько лет состарило меня на 20 лет». Пусть Софи живет где хочет, но только на одном месте. «Тебе не кажется, что мне предостаточно вынужденных путешествий, чтобы еще бесконечно странствовать вслед за Тобой?»44
Во время поездок в поезде он читал. На Рождество ему подарили сборники стихов Виктора Рюдберга, которого он считал родственной душой. Но произведений восходящей звезды на литературном небосклоне Швеции, «шведского Золя» – 34-летнего Августа Стриндберга на книжных полках Альфреда Нобеля пока нет.
Оглушительный успех молодому писателю принес общественно-сатирический роман «Красная комната», вышедший тремя годами ранее. После этого автор продолжил свой сатирический путь в иной форме, тяготеющей к журналистике. В сборнике «Новое царство» (1882) он атаковал шведскую действительность своими язвительными насмешками, порой переходя на личности, в результате начались преследования. Осенью 1883 года известный писатель с женой Сири фон Эссен и их двумя детьми тайно покидает Швецию, якобы в поисках спокойного места для работы. В октябре они прибыли в Париж, где провели три месяца. Семейство обосновалось в простеньком пансионате в Пасси, в пятнадцати минутах ходьбы от Альфреда Нобеля.
Август Стриндберг только что закончил сборник стихов, пронизанный критикой общества. Появление этой книги в книжных магазинах ожидалось в середине ноября 1883 года. Многое указывает на то, что именно опасения по поводу реакции на книгу заставили Стриндберга покинуть Швецию.
По случайному стечению обстоятельств Альфред Нобель стал героем одного из стихотворений. Стриндберг написал бунтарскую поэму под названием «Народное издание», явно навеянную террористическими покушениями на Александра II. В этой поэме динамит Нобеля прославляется как спаситель угнетенных народов.
Когда цари народ губили,
То пушки им и ядра лили.
Но пушка, верный страж короны,
Ценою будет в миллионы.
Как стал народ царей губить,
Он динамит лишь смог добыть,
На их гроши ведь пушки литы —
И бедняки пошли в бандиты.
<…>
Ах, Нобель, редко вспоминают
Тебя с открытием твоим
И с возмущеньем осуждают —
Политикой в нем пахнет им.
Но лечит белое лекарство
Народу раны от кнута,
Хоть запрещает государство,
Оно доступно всем всегда.
И гвозди в гроб России старой
Оно вбивает день за днем,
И если мир теперь не станет
Кровавым, страшным упырем,
Готов признать твоей заслугой,
Что жив наш мир и мы живем.
Искрит взрывчатка белой вьюгой,
Невинностью и мышьяком.
<…>
Неизвестно, знал ли Август Стриндберг о том, что проживал в двух шагах от Альфреда Нобеля, когда книга увидела свет. Зато мы знаем, что шведский король Оскар II сборник прочел и нашел в нем немало нападок на себя, среди которых поэма «Народное издание» оказалась самой откровенной. «Возмутительно», – таков был комментарий короля. Эксперты полагают, что именно реакция короля способствовала возбуждению уголовного дела в связи с выходом следующей книги Стриндберга, «Браки», и стала причиной «трудностей, сопровождавших Стриндберга на литературном рынке до конца десятилетия»45.
