«В моем возрасте каждый чувствует потребность видеть рядом с собой человека, ради которого живешь и кого называешь любимым. Только от Тебя зависело стать таким человеком, однако Ты со своей стороны сделала все мыслимое, делающее такой союз невозможным», – писал он в минуту выяснения отношений60.
Нам неизвестно, что ответила на это Софи. Следующее сохранившееся ее письмо Альфреду датировано несколькими годами позднее, 1891 годом.
* * *
Когда и как исчезли письма Софи Хесс к Альфреду Нобелю за тринадцать лет? Долгое время я пребывала в убеждении, что Альфред сам уничтожил их перед смертью. Но в обширной фактографической справке Эрика Бергенгрена 1950-х годов я нахожу мысль, указывающую в ином направлении. В письме Нобелевскому фонду Бергенгрен делает краткий обзор всех писем Софи. «В первые годы они такие милые и нежные, исполненные похвал, но в последние 10 лет не найдется ни одного письма, где не содержались бы просьбы выслать денег на какие-либо роскошества…»
«В последние 10 лет»? Стало быть, если добавить «милые и нежные», то ее эпистолярный архив должен охватывать по меньшей мере 12 лет. Но все те письма Софи к Альфреду, которые сохранились и опубликованы, написаны за период в пять лет, не более.
Работая над фильмом об Альфреде Нобеле (1995), режиссер Вильгот Шёман основательно занялся судьбой этих писем. Тогда он выяснил, что писатель П. У. Сундман добился необычного исключения, когда в конце 1970-х взялся за книгу об Альфреде Нобеле. Он добился права взять домой из Государственного архива коробки с оригиналами переписки между Софи и Альфредом (!).
У Сундмана имелся конкурент, Сигвард Странд, параллельно писавший об Альфреде с точки зрения истории технологии. Странд также интересовался письмами, но попытки Государственного архива затребовать их назад у Сундмана не дали никаких результатов. Возможно, потому что оригинальные письма некоторое время находились не у самого Сундмана, а были розданы нескольким переводчикам.
В отличие от Сундмана Странд закончил через четыре года свою книгу. Сундман радостно писал другу: «Но писем к Софи Хесс Странд так и не увидел, потому что они были у меня!»
После этого он вернул коробки в Государственный архив. Было бы почти чудом, если бы ничего при этом не оказалось утраченным, но все же не тринадцать лет переписки61.
* * *
Альфреда угнетала неудача с Софи Хесс. В одном из писем к невестке Эдле он писал о своем разочаровании: «Какой контраст между нами. Ты, окруженная любовью, радостью, играми, пульсирующей жизнью, ты заботишься и окружена заботой, ласкаешь и получаешь ласки, будучи вполне довольна жизнью; я же, блуждающий по миру без руля и компаса, как бесполезное потерпевшее крушение судно, игрушка в руках судьбы, без светлых воспоминаний о прошлом, без фальшивых, но прекрасных иллюзорных мечтаний о будущем… без семьи, которая наша единственная грядущая жизнь после этой»62.
В конце июля 1885 года Альфреда Нобеля ждал еще один холодный душ. Он был так потрясен, что, по его собственным словам, несколько часов ездил в своем экипаже, чтобы успокоиться, прежде чем взяться за перо. К Софи Хесс он обратился с такими словами: «Будь со мной откровенна и дай мне подробное объяснение, как Ты представляешь себе свою новую жизнь». Письмо он закончил словами «Твой так быстро забытый Альфред».
В 1990-х, во время подготовки своего фильма, режиссер Вильгот Шёман отправился в Вену и встретился с Ольгой Бём (Böhm), внучкой Софи Хесс, которая показала ему ранее неизвестное недатированное письмо. В нем некий мужчина писал Софи Хесс о нежданной и очень мучительной встрече в поезде с Альфредом Нобелем. Альфред напрямую спросил отправителя письма о тех слухах, которые ходили о нем и Софи. Очевидно, любовнику пришлось сознаться. Этот разговор настолько потряс молодого человека, что он немедленно прервал отношения с Софи Хесс63.
Может быть, именно об этом эпизоде идет речь?
Тогда же Вильгот Шёман держал в руках семейную хронику, в которой утверждалось: сестра Софи Хесс рассказывала, что Софи «обманывала Альфреда Нобеля с каждым официантом». Что бы ни было причиной тогдашнего потрясения, оно вскоре привело Альфреда Нобеля к тому, чтобы нанять частного детектива. Ему хотелось узнать, вела ли Софи столь же раскрепощенный образ жизни в Париже, как на курортах и в Вене64.
Дешевые унижения, похоже, заставили Альфреда Нобеля еще сильнее тосковать по интеллектуальному общению. Альфред вспомнил о письме, полученном некоторое время назад от Берты фон Зутнер. Когда она и ее супруг Артур совсем оголодали, его родители смилостивились, так что чета смогла вернуться с Кавказа обратно в Австрию. В середине августа 1885 года Альфред находился в Вене, по-прежнему подавленный тем, что произошло у него с Софи. Он пытался разыскать Берту фон Зутнер, но выяснил, что она находится в фамильном имении Харманнсдорф. Туда он отправиться не решился. Вместо этого он написал ей письмо, показывающее, что память о ее книге «Инвентаризация души» все еще свежа:
Как я счастлив услышать, что Вы счастливы и довольны возможностью наконец-то вернуться в страну, которая Вам дорога, и отдохнуть от тех битв, которые вызывают во мне бесконечную симпатию! Что можно сказать Вам обо мне, потерпевшем крушение, лишенном молодости, радости и надежды? Пустая душа, чей inventarium – лишь пустая либо же серая страница65.
Вопрос о мире остро стоял на повестке дня. В 1885 году из-за нового всплеска напряженности на Балканах по Европе распространился страх войны. Как и в прошлый раз, когда возникала подобная ситуация, в центре внимания опять оказалось стремление славян к объединению, и великие державы поспешно вооружались перед лицом возможных столкновений. Самые горячие чувства демонстрировали Россия и Великобритания, но в сложном и зыбком равновесии европейской политики существовал риск, что в дело окажется втянутым и последний тройной союз Бисмарка (Германия, Австро-Венгрия и Италия).
Об угрозе войны Альфред Нобель упоминал в письме к брату Людвигу, теперь уже в более спокойном тоне, вновь установившемся между ними. Он считал, что объявления войны можно ожидать со дня на день, и предвидел, что новая война, на пороге которой стояла Европа, станет более затяжной и будет иметь более тяжелые последствия, чем Франко-прусская война, которую он сам имел возможность наблюдать вблизи. «Наши мелкие интересы весьма пострадают, но кто заботится о бирже, когда кровоточит мировое сердце?» – спрашивал Альфред.
В рассуждениях Альфреда теперь отчетливо прослеживается новая интонация. В тот же день он написал деловому знакомому, что его мечты о будущем теперь в первую очередь связаны с отдыхом и миром. «Я все больше становлюсь философом. <…> Чем больше я слышу грохот пушек, чем больше вижу потоки крови, когда грабеж узаконен и револьвер санкционирован, тем ярче и острее становится эта моя мечта». Несколько месяцев спустя он выразился еще яснее по поводу своего дипломатического видения будущего и написал, что более всего на свете желал бы «увидеть цветущий мир, распространяющийся по нашей взрывоопасной планете»66.
