Сара достает схему частиц размером с банковскую карту, чтобы я поняла все остальное. На этой шпаргалке изображена «Стандартная модель» того, как мы (в данный момент времени) можем описать материю и устройство Вселенной. Я смотрю на клеточки с различными частицами, которые ученые заполняли в течение многих лет. После крошечных верхних и нижних кварков, из которых состоят протоны и нейтроны в глубине атома, ученые со временем добавили другие: очарованный кварк, истинный кварк, странный кварк, прелестный кварк. Голова уже слегка кружится, потому что параллельно Сара рассказывает мне про три типа их взаимодействия и указывает на новую семью элементарных частиц, у которых тоже есть свои названия и которые являются частицами – переносчиками взаимодействий между различными частицами.
Кто сказал, что физику свойственно стремление к упрощениям?
Сара особо выделяет фотон – частицу света, квант электромагнитного излучения.
«До того как ее открыли, считалось, что свет имеет волнообразную природу, однако свет – это тоже частицы. Когда две электрически заряженные частицы узнают друг друга, они обмениваются фотонами».
У меня перехватывает дыхание. Стало быть, именно это пытались понять, сами того не зная, исследователи XIX века, изучая электромагнетизм? Но к этому моменту Сара уже добралась до правой верхней части схемы. Там изображен тот самый бозон Хиггса, который искали десятилетиями и ради которого пришлось построить новый, гораздо более мощный ускоритель. Бозон Хиггса отвечает за инертную массу частиц. С его открытием Стандартная модель была завершена.
Сара откладывает схему.
«Так и хочется сказать, как в тридцатые годы – отлично, мы закончили. Однако нам уже давно известно: эта модель объясняет только пять процентов энергии Вселенной. Остальное – так называемая темная материя и темная энергия. Там мы пока бродим впотьмах».
Девяносто пять процентов еще не объяснено? Голова идет кругом, но Сара Страндберг полна энтузиазма. Эксперимент в ЦЕРН, в котором она участвует, будет продолжаться до 2037 года. Сара горит желанием отыскать новые частицы или найти отклонения в свойствах бозона Хиггса, которые могли бы открыть двери в неизвестность. Ее рвение наводит на мысль об Альфреде Нобеле в его самые вдохновенные минуты. Или о Марии Кюри, одном из кумиров Сары Страндберг.
На выходе я с восторгом рассматриваю футуристическое художественное произведение, которое создал пятилетний сын Сары из разноцветных бусинок и шерстяных ниток.
«Что это такое? Столкновение частиц».
* * *
Насколько Альфред Нобель был бы поражен научным прогрессом в XXI веке, настолько, наверное, его шокировало бы хромающее на обе ноги равноправие в данной области. Женщины-физики вроде Сары Страндберг составляют незначительное меньшинство. Список лауреатов Нобелевской премии по физике и химии выглядит как реестр членов мужского клуба для престарелых. Из 389 нобелевских лауреатов только восемь были женщинами – это притом что Мария Кюри получила две премии в 1903 и 1911 годах (и ее дочь – в 1935-м).
Когда Донна Стриклэнд удостоилась в 2018 году Нобелевской премии за свои ультракороткие лазерные импульсы, она стала первой женщиной-лауреатом в области физики за 55 лет (!).
Премии в области физики и химии присуждает Королевская академия наук в Стокгольме
[52]. В самой академии дела обстоят почти так же плохо, понимаю я, когда несколько дней спустя вхожу в красивый зал заседаний, где каждый год проходит пресс-конференция по поводу Нобелевской премии. Меня сопровождает Кристина Муберг, почетный профессор органической химии. Она старше Сары Страндберг на тридцать лет и до прошлого года была президентом Академии наук. Вступив на этот пост в 2015 году, она стала третьей женщиной-президентом за трехсотлетнюю историю этой научной организации. Но можно различить и некую тенденцию. Все три дамы были назначены после 1994 года.
«Как видишь, здесь раньше доминировали мужчины», – говорит Кристина, обводя рукой многочисленные портреты в золотых рамах, украшающие стены зала.
Несколько лет назад Кристина Муберг помогла отчасти выровнять баланс. Проведя исторические изыскания, исследователи нашли первую женщину в Академии наук, избранную еще во времена Карла Линнея, в 1748 году. Эва Экеблад, научившая мир делать водку из картошки, теперь тоже изображена на портрете, помещенном в галерее рядом с основателями академии.
Президент Академии наук – тот человек, который каждый год утверждает решение о присуждении Нобелевской премии ударом молоточка, однако отбирают и предлагают кандидатуры Нобелевские комитеты и предметные комиссии. Там тоже дуют новые ветра. В последние годы и Комитет по физике, и Комитет по химии возглавили женщины.
За три года своего пребывания на посту президента Кристина Муберг, по правде говоря, больше внимания обращала на другие тенденции. Она наблюдала, как в обществе все больше укореняются презрение к науке и отрицание фактов. Ситуация еще усугубилась после фейковых новостей и антинаучных провокаций в связи с президентскими выборами 2016 года. В качестве примера она берет область своих научных исследований, органическую химию. В последние сто лет химики в совершенстве научились синтезировать химические соединения, создавая в пробирках вещества, существующие в природе. Однако, по мнению Кристины Муберг, им постоянно приходится сталкиваться с невежеством:
«Когда мы производим природное вещество путем синтеза, многие считают его опасным, хотя оно состоит из тех же молекул. При этом забывают о том, что самые ядовитые вещества созданы природой».
Растущее пренебрежение к истине и фактам требует ответной реакции, говорит Кристина Муберг. В прошлом году в своей торжественной речи на заседании Королевской академии наук она предсказала начало новой эпохи Просвещения, призвав членов академии принять бой, а не наблюдать в молчании, как наука сдает позиции невежеству.
У меня невольно возникает мысль, что с наукой дело обстоит как с демократией: чтобы она продолжала существовать, каждое поколение должно завоевывать ее заново.
«В этой борьбе Нобелевской премии принадлежит очень важная роль, – подчеркивает Кристина Муберг перед прощанием. – Вручение премии стало ежегодным чествованием науки и просвещения».
Глава 17. Триумф просвещения
Летом 1888 года Париж благоустраивался, готовясь к всемирной выставке, которую Франции предстояло организовать в следующем году, в столетний юбилей революции 1789 года. Затаив дыхание, парижане следили за реализацией самого масштабного и престижного проекта – строительством трехсотметровой башни Гюстава Эйфеля на Марсовом поле, которая обещала стать самой высокой в мире. В последнее время отношение к ней общественности изменилось. Когда в 1887 году проект инженерного бюро Эйфеля победил в конкурсе и началось возведение его современной металлической конструкции, страницы газет запестрели протестами культурной элиты французской столицы. Многие считали, что проект Эйфеля – оскорбление Парижа, гротескное и вульгарное нагромождение металлолома. Но в июне 1888 года пополнились ряды тех, кто приходил в восторг от элегантности и изысканности пропорций – да, некоторые даже не стеснялись употреблять слово «красота».
