* * *
Отто Шварцман был директором цинкового рудника в Оммеберге на северном берегу озера Веттерн. Родом из Германии, он прославился своими зелеными костюмами и неукротимой энергией. Он управлял шведским рудником с тех пор, как его выкупила в конце 1850-х бельгийская фирма Vieille Montagne. В последние годы над рудником стали сгущаться тучи. Поговаривали о кризисе и о том, что на самом деле шведский минерал не совсем хорош.
Трудности действительно не были связаны с самим методом работы. Добыча здесь шла так же безнадежно тяжело, как и в других местах. Горняки вручную сверлили или пробивали молотком дырки, в которые потом закладывали порох. Пройти за час десять сантиметров считалось хорошим показателем. Нужно было проделать многочисленные отверстия глубиной восемьдесят сантиметров, чтобы заполнить их порохом и взорвать небольшой кусок горной породы.
Отто Шварцмана не было на месте в Оммеберге в декабре, когда Альфред провел там свое первое, неудачное, как он считал, испытание нитроглицерина. Однако на его рабочих демонстрация произвела сильное впечатление, и в условиях кризиса оптимист Шварцман был не из тех, кто упустит шанс, не попытав удачи. Когда Альфред связался с ним, предложив опробовать усовершенствованное взрывчатое вещество, Шварцман немедленно ответил согласием. И вот они на месте.
Альфред потребовал разрешения остаться на две недели. В июне Шварцман допустил его на территорию рудника, и наконец все пошло так, как надеялся Альфред. Его новое изобретение оказалось отнюдь не мыльным пузырем. Впервые после возвращения в Швецию он смог применить к себе слово «успех». «С изумлением можно было наблюдать, как огромные глыбы горной породы разрывало на мелкие части одним взрывом», – писала потом газета Aftonbladet. Многие газеты предсказывали, что новое «гремучее масло» Нобеля вытеснит из горного дела порох. Говорилось о колоссальной экономии, когда горнякам и строителям тоннелей не придется сверлить так много дыр для каждого взрыва. Это убережет и многие жизни. Жидкий порох Нобеля куда безопаснее для рабочих, утверждали газеты25.
Когда 7 июля Альфред вернулся в Стокгольм, успех стал свершившимся фактом. Неделю спустя он получил патент. Высокопарная фраза в его заявке, что он «первым перенес эти вещества из области Науки в область Промышленности», теперь вовсе не казалась преувеличением. Он разрешил проблему Зинина и сделал из интересного изобретения Собреро нечто полезное для человечества.
Разве что его утверждение, что несчастные случаи «будут практически невозможны», оказалось слегка опрометчивым.
Один за другим к нему стали обращаться владельцы рудников. Альфреду и Эмилю пришлось наладить производство больших объемов нитроглицерина в Хеленеборге и нанять новых сотрудников. Среди прочих Эмиль привел своего сверстника Карла Эрика Херцмана, который изучал технологию и интересовался химическими опытами. Херцман много работал с Альфредом, порой выступая в роли его единственного ассистента.
Альфред ездил на рудники в Даннемуру, в Вигсельбу и Херрэнг. Лето превратилось в демонстрационное турне, и Эмилю пришлось разъезжать туда-сюда в запряженных лошадьми экипажах, возя с собой новое «гремучее масло» в бутылках для шампанского26.
О реакции Иммануила нам ничего не известно. Но мы знаем, что он по-прежнему не видел причин сообщать оптовому торговцу Бюрместеру о необходимости страховки на случай пожара в Хеленеборге.
* * *
Похоже, Альфред Нобель действовал методом проб и ошибок. В своей заявке на получение патента на взрывчатое масло и капсюль-детонатор в 1864 году он пишет «на теоретической основе», но в его бумагах за этот период нет никаких следов химических формул или научных рассуждений. Если имели место систематические наблюдения, то они не записывались. Альфред стоял у своих сосудов, смешивал нитроглицерин и отправлял Эмиля к заказчику с взрывчатым маслом в бутылках для шампанского. Весь проект скорее напоминает игру на удачу, чем научную деятельность.
Неужели будущий великий благотворитель в науке сам действовал совершенно ненаучно?
Этот вопрос я задаю Андерсу Лундгрену, почетному профессору интеллектуальной истории Уппсальского университета, автору книги «Знания и химическая промышленность в Швеции в XIX веке». Мы встретились за чашкой кофе в Стокгольме в конце 2017 года, в те прекрасные декабрьские дни, когда Люсия
[24] и блеск только что награжденных нобелевских лауреатов озаряют ночную тьму, царящую в это время года в Швеции.
«Нам мало что известно о том, какие мысли посещали Альфреда Нобеля во время его экспериментов, – рассказывает профессор Лундгрен. – Он был скорее ремесленником, который в процессе практической работы добивался желаемого результата. Следует помнить, что в те времена этот путь нередко и был оптимальным. Научные теории не могли объяснить сложную практическую реальность. “Теории уходят, факты остаются”, – говорили в те времена шведские химики. Альфред Нобель много знал, этого вполне хватало».
Я думаю о Джоне Дальтоне, британском ученом, который еще в 1803 году теоретически описал атомы, но так и не сумел научно доказать их существование. Пройдет еще сто лет, прежде чем появятся доказательства. В 1896 году, когда умер Альфред Нобель, существование атомов и молекул все еще оставалось лишь гипотезой.
Андерс Лундгрен, нисколько не сомневаясь, отдает немалую часть славы за успехи химической промышленности в XIX веке ремесленникам и новаторам. Он подчеркивает, что среди них Альфред Нобель – далеко не единственный, кто не получил полноценного образования. Невозможно стать ученым после нескольких месяцев лабораторной практики, даже если она, как в случае с Альфредом Нобелем, проходит в Париже или Санкт-Петербурге. Эксперт по взрывчатым веществам сказал позднее: «Если внимательно изучить химические данные, содержащиеся в описаниях патентов, то оказывается невероятно трудно найти в них сколь бы то ни было существенные химические знания»27.
«Многое определяли практические навыки. А их часто столь же трудно приобрести, как и научные, ценность же их не менее велика», – говорит Андерс Лундгрен.
«Альфред Нобель рисковал по-крупному?» – спрашиваю я.
«Да уж, в те времена дерзости им было не занимать».
* * *
На некоторое время Альфред забыл об амбициях отца, стремившегося усовершенствовать оружие. Теперь он целиком отдался продаже своего нового взрывчатого вещества владельцам рудников и строителям тоннелей. По иронии судьбы его переориентация совпала с драматическими военными событиями совсем близко, когда Швеция оказалась на волоске от вступления в войну. Можно предположить, что Иммануил Нобель ворчал по поводу упущенных возможностей заработать, особенно когда узнал, что американец, с которым он столкнулся в Петербурге, двигался в противоположном направлении. Теперь неподражаемый энтузиаст телеграфа Талиаферро Престон Шаффнер внезапно объявился в соседней воюющей Дании как изобретатель подводных мин.
