Кстати, общественное мнение не было однозначно негативным. Среди горняков и строителей железных дорог многие считали, что было бы катастрофой, если бы несчастье в Хеленеборге положило конец использованию нитроглицерина. Капсюль-детонатор Альфреда они считали гениальным. Благодаря изобретению Нобеля взрывать горные породы стало в два раза быстрее, чем с обычным порохом. Порох вообще не шел ни в какое сравнение с нитроглицерином. Разница во взрывном эффекте была «как попасть под велосипед или под колеса скорого поезда», – писал Джордж Браун в своей книге Exposives. History with a Bang, вышедшей в 2010 году14. Заказы по-прежнему текли рекой.
Решающий поворот в развитии событий произошел уже в октябре 1864-го. Государственное управление железных дорог приняло решение, несмотря на несчастный случай в Хеленеборге, использовать изобретение Альфреда Нобеля при прокладке длинного железнодорожного тоннеля под Сёдермальмом, которая как раз началась. Этому примеру последовали и другие. В затянувшихся взрывных работах у Тюскбагарберген в районе Эстермальм уже почти полностью перешли на взрывчатую смесь Нобеля. Один из инженеров, руководивших работами, опубликовал в газете Post– och Inrikes Tidningar
[26] статью, прославлявшую выдающиеся качества нитроглицерина. Правда, верны слухи, что у рабочих могли случаться головные боли. Однако с этим можно было справиться, говорилось в статье.
Иммануил и Альфред согласились с аргументами Людвига и, решив действовать вопреки обстоятельствам, начали готовить почву для создания акционерного общества. Средства следовало привлечь извне, это было ясно с самого начала. Поначалу Иммануил собирался предложить основателю Aftonbladet Ларсу Юхану Хиерте, владевшему стеариновой фабрикой на Лонгхольмене, стать – за небольшую сумму – владельцем половины акций. Альфреду удалось отговорить его от такой безумной, по его мнению, щедрости. Сам он сделал ставку на другое заинтересованное лицо – капитана Карла Веннерстрёма, который летом руководил опытами со взрывчаткой в Уппланде. К тому же в августе Альфред Нобель отправил капитана в Норвегию по тому же делу, в надежде обеспечить себе и норвежский патент15.
Капитан Веннерстрём обитал на Лонгхольмене, напротив Нобелей, по другую сторону пролива. Он организовал в тюрьме небольшую мастерскую, где около 300 заключенных шили одежду и обувь, а также выполняли плотницкие работы. Сейчас Веннерстрём как раз искал себе новое дело, и взрывчатая смесь его очень интересовала. Однако фирма нуждалась в более крупных инвесторах. Брат Андриетты Людвиг Альсель, не раз выручавший их, когда деньги заканчивались, таким капиталом не обладал. Однако сестра Иммануила, Бетти Эльде, во время сбора пожертвований познакомилась с кузиной одного из самых богатых людей Стокгольма, так называемого Кунгсхольмского короля Вильхельма Смитта. Именно на его пивоварне несколькими годами ранее работал подмастерьем Роберт Нобель.
Кузину Кунгсхольмского короля, подругу Бетти, звали Хульда Сульман, и была она замужем за главным редактором Aftonbladet Августом Сульманом. В данном контексте этот факт заслуживает упоминания. Дело в том, что через несколько лет у Августа и Хульды родится сын, которого они назовут Рагнаром. Этот самый Рагнар Сульман в возрасте 23 лет начнет работать у постаревшего и разбогатевшего Альфреда Нобеля. Юный Рагнар стал тем человеком, которому после смерти Альфреда в 1896 году выпала неблагодарная миссия: в качестве душеприказчика исполнить последнюю волю покойного – учредить Нобелевскую премию.
Совершенно очевидно, что именно Хульда Сульман и сестра Иммануила Бетти смогли заинтересовать Вильхельма Смитта инвестициями в такое сомнительное дело, как нитроглицерин. Будучи одним из крупнейших шведских венчурных инвесторов того времени, он пользовался в Стокгольме славой странной личности. Смитт, владевший половиной Кунгсхольмена, был только что назначен генеральным консулом Аргентины в Стокгольме. В остальном же он посвящал немало времени своему главному увлечению: грибам. Цветной плакат Смитта, «Наиболее распространенные съедобные и ядовитые грибы Скандинавии», раскупался в книжных магазинах в 1864 году как горячие пирожки.
У мецената Смитта и более молодого Альфреда Нобеля было много общего. Оба выросли в бедности. Оба вели себя просто и непритязательно, демонстрируя полное равнодушие к медалям и прочим наградам. Слова, сказанные о Вильхельме Смитте в Шведском биографическом лексиконе, со временем прекрасно подойдут и для Альфреда Нобеля: «За несколько суровым и сдержанным фасадом скрывалась личность сердечная и заботливая. Он много занимался анонимной благотворительностью»16.
Благодаря инвестициям Смитта и Веннерстрёма нужные средства были собраны. Еще до истечения октября новое Nitroglycerinaktiebolaget (Нитроглицериновое акционерное общество) было формально основано. Альфред Нобель, не имевший капитала, внес вклад в виде патента, оцененного в баснословную сумму, 100 000 риксдалеров (на сегодняшний день около 7 млн крон). Из этой суммы Ситт и Веннерстрём обещали со временем выплатить ему 38 000 наличными. Остаток суммы Альфред получал в виде акций, 62 штуки. Смитт и Веннерстрём увеличили свой вклад еще на 25 000 риксдалеров и тем самым получили контрольный пакет. Альфред решил подарить половину своих акций папе Иммануилу. За счет этого Смитт, имевший на одну акцию больше, чем Веннерстрём, стал крупнейшим акционером новой компании.
Перед созданием акционерного общества Альфред составил план, в котором пообещал акционерам золотые горы. Он смело подсчитал, что весь порох, использовавшийся тогда в горном деле в Швеции, полностью вытеснится его взрывчатой смесью. Прогнозируемая прибыль казалась фантастической – 300 000 риксладеров всего через пару лет17. Всем им, похоже, казалось, что они присутствуют при великом историческом событии, которое принесет решение всех финансовых проблем, по крайней мере для семьи Нобель. Или они просто рвались в бой?
Как бы там ни было, все оказалось совсем не так просто.
В начале ноября в Стокгольм вернулся Роберт. Он ездил в Гамбург, чтобы разузнать кое-что по поводу импорта лампового масла18. Столица встречала его в парадном убранстве. Отмечалось пятидесятилетие Унии между Швецией и Норвегией, и весь Стокгольм украшали газовые лампы. На Риддархольмене, где король отмечал эту дату с представителями правящей верхушки, горели бенгальские огни. Там угощали говяжьими стейками и пирожными с крыжовником. Каждому гостю полагалось по три бокала пунша19.
Несколькими днями ранее был подписан мирный договор между Данией и Пруссией, и датчане навсегда лишились Шлезвиг-Гольштейна. Отсутствие шведской военной помощи окончательно торпедировало мечты о единой Скандинавии. сохраняла свою силу только Шведско-норвежская уния. Она не дожила до своего столетнего юбилея, однако, несмотря на все постоянно возникающие трения, продержалась так долго, что Альфред Нобель так и не увидел при жизни никакого другого государственного устройства.
