У адвоката был брат, проживающий в Сан-Франциско. Юлиус Бандман вызвался помочь с подачей заявки на патент и продвижением в США. Переписка с императорским дворцом в Париже и протоколы Французской академии наук были переведены на английский и вместе с другими доказательствами включены в далеко не скромную брошюру, предназначенную для распространения на американском западном побережье. Формулировки типа «истинный триумф науки» и «несчастные случаи исключены» свидетельствовали, что Альфред блестяще справился с собственным неприятием «раздувания рекламы». На самом деле достаточно было выразить более реалистичные надежды, что с новой взрывчатой смесью жертв в шахтах станет значительно меньше, чем при использовании пороха.
В Гамбурге участие уважаемого адвоката Бандмана привело к тому, что день за днем открывались все новые двери. Во-первых, Бандман стал совладельцем предприятия и вложил в него крупную сумму денег, благодаря чему фирма «Альфред Нобель и К°» начала присматривать себе настоящий завод, во-вторых, его юридический опыт творил чудеса в сложном процессе получения разрешения. Одно его имя уже многое меняло29.
То, что они начали зондировать почву за пределами Гамбурга, тоже о многом говорило, и не в последнюю очередь – в политическом плане.
В свободном ганзейском городе Гамбурге не особенно симпатизировали Пруссии и ее энергичному министру-председателю Отто фон Бисмарку. Дело не дошло до открытой поддержки Дании жителями Гамбурга (в этом конфликте даже Австрия выступала на стороне Пруссии), однако задним числом мало кто радовался победе Пруссии. В гамбургской прессе Бисмарка называли врагом. Журналисты с тревогой отмечали, что война с Данией укрепила его положение.
В условиях растущей напряженности между крупнейшими государствами Германского союза – Пруссией и Австрией – вольный город Гамбург выбрал сторону Австрии. Там не забыли предательство Пруссии во время экономического кризиса 1857 года, когда обвал банков в США привел тысячи предприятий города к банкротству. В конце концов Гамбург оказался на грани краха и обратился к крупным государствам за экономической помощью. Пруссия холодно ответила отказом. Австрия же, напротив, немедленно выслала запрошенный кредит в виде серебряных слитков, Гамбург был спасен.
Все эти политические трения различным образом сыграли на руку Альфреду Нобелю.
Летом 1865 года Пруссия и Австрия вели переговоры относительно герцогств, отвоеванных у Дании. Эти земли лежали неподалеку от Гамбурга, где сильны были проавстрийские симпатии. Когда к середине августа дележка закончилась, Пруссия получила Шлезвиг, Австрия – Гольштейн. А вот судьба герцогства Лауэнбург оставалась нерешенной. Сначала было предложено его поделить. Затем Австрия продала свою долю Лауэнбурга Пруссии, которая ради зыбкого мира отказалась от идеи аннексии территории и ввела более свободную «личную унию»30.
Несколько недель спустя Альфред Нобель подал заявку на разрешение основать нитроглицериновый завод как раз в Лауэнбурге. Там нашлась старая фабрика, закрытая в 1860 году и с тех пор выставленная на продажу. Местечко называлось Крюммель, и проживали там только пять семей, раньше работавших на фабрике по выделке кожи. Крюммель располагался так близко, что ближайший к нему населенный пункт, Гестхахт, считался районом Гамбурга.
Фабрика стояла на склоне, ведущем к реке Эльбе. Она располагалась на отшибе, под защитой высоких песчаных дюн, однако от международного порта Гамбурга ее отделял лишь небольшой отрезок пути по воде. На этом плюсы не заканчивались. Заявке Альфреда Нобеля предстояло быть рассмотренной властями экономически отсталого государства, только что принадлежавшего Дании и ныне находящегося в бюрократическом вакууме. Это означало, что Альфреду легко удастся избежать всех противоречий с правителями Гамбурга. Если же в Крюммеле произойдет взрыв, им достаточно злорадно указать на границу и констатировать, что неприятности произошли в Пруссии, а не в Гамбурге.
Правительство Лауэнбурга оказалось, как и ожидалось, весьма сговорчивым. Поднимался вопрос о необходимости создания рабочих мест в регионе, и, хотя риск взрыва тоже обсуждался, пришли к выводу, что «масштабных взрывов» быть не должно. В экспертном заключении подчеркивалось, что некий «именитый юрист» К. Э. Бандман поручился за эти сведения. Альфред получил разрешение с условием, что он обнесет завод защитным земляным валом.
Пять семей в Крюммеле ликовали. Семнадцать работников кожаной фабрики сидели без работы со дня ее закрытия. Теперь все они могли получить работу на новом заводе Альфреда Нобеля. Вскоре он еще увеличил свою популярность в этих местах, подняв среднюю зарплату, чтобы обеспечить завод самой квалифицированной рабочей силой, какую только можно было найти31.
* * *
Результаты торговых туров Альфреда не могли не радовать, однако пока не оказывали заметного влияния на денежные потоки ни в Гамбурге, ни в Швеции. Заказы были небольшими, скорее на уровне эксперимента. Пробные взрывы вели лишь к дополнительным расходам, как в отчаянии констатировал Альфред. Вскоре неожиданно скудные шведские бухгалтерские отчеты подтвердят его худшие опасения.
В неустойчивой деловой конструкции под названием «семейство Нобель» хорошие финансовые новости принес на этот раз Людвиг из Санкт-Петербурга. К концу лета брат Альфреда получил для своей мастерской долгожданный заказ на несколько сотен гранат. Наконец-то он мог отправиться в Стокгольм и позаботиться об Иммануиле и Андриетте. Теперь же он направлялся к Альфреду в Гамбург32.
Альфред с нетерпением ждал приезда Людвига. Им было о чем поговорить. За лето папа Иммануил – вероятнее всего, с посторонней помощью – написал статью о битве за патент с Рюдбергом, где утверждал, что это его изобретение, и считал себя «несправедливо обиженным». Внезапные притязания Иммануила потрясли Альфреда. Теперь он надеялся услышать от Людвига, что имел в виду старик, неужели он недоволен тем, что делает Альфред? «Вести дела с родственниками всегда тяжело. Я давно мечтаю о согласии в семье», – писал он Роберту33.
Людвиг пролежал в горячке всю весну и как раз направлялся на курорт в Остенде, когда в конце сентября заехал по дороге к Альфреду. Он передал сердечный привет от стариков и рассказал, что Иммануил начал понемногу двигать рукой и ногой, хотя по-прежнему остается прикованным к постели. Лечение в Норртелье очень помогло отцу. Он поправился на несколько килограммов, порозовел лицом и пребывал в хорошем расположении духа. Мама Андриетта, по словам Людвига, была такая же, как всегда: «Бесконечно добрая и терпеливая, обо всем думает и все успевает», несмотря на боли в спине34.
Деревянный сарай Альфреда в Гамбурге не произвел на Людвига особого впечатления, но он увидел только что закупленное оборудование, услышал о планах Альфреда касательно завода в Крюммеле и заразился оптимизмом брата. Продажа патента в США казалась делом многообещающим. На континенте царил в тот момент необычайный зной, и, отправляясь в конце сентября дальше, Людвиг пытался уговорить брата поехать с ним. Но Альфред собирался в турне по Италии и Австрии.
