Теперь же необходимо справиться с потенциальными факторами риска, возможно, на некоторое время ввести строгий контроль над производством и транспортировкой, утверждал профессор. Но запрет? Нет. «Должны ли мы запретить острые инструменты, пар и порох с учетом всего невежества и бездумия, какое существует в мире? Давайте вместо этого воспринимать то, что мы называем несчастьями, как указания на то, что надо чему-то научиться, что-то изобрести», – писал ученый. Его слова наверняка прозвучали сладкой музыкой в ушах Альфреда Нобеля19.
«Убедительные эксперименты», которые он пообещал в своем письме жителям Нью-Йорка, состоялись в начале мая. Более двадцати заинтересованных лиц, по большей части журналисты, инженеры и ученые, «не без содрогания» пришли на избранную для этой цели каменоломню на углу 83-й улицы и Центрального парка. Там, на безопасном расстоянии от жилых кварталов Манхэттена, Альфред Нобель собирался раз и навсегда доказать, что исключительно мощную взрывчатую смесь «можно контролировать и приручить так, чтобы вся эта мощь пошла на пользу человечеству», – писала одна газета20.
Согласно описаниям, Альфред запасся «спичками, сигарами… и большой дозой мужества». Он начал с того, что швырнул бутылку с нитроглицерином о скалу, единственным эффектом было то, что бутылка разлетелась на тысячу осколков. Затем, чтобы никто не усомнился в потенциале взрывчатой смеси, он устроил солидный убедительный взрыв при помощи капсюля-детонатора. Изложив свою теорию относительно катастрофы в Сан-Франциско, он продемонстрировал ее публике, положив канистру с нитроглицерином в ящик с опилками и запалив опилки при помощи сигары. Произошло сильное возгорание, и смесь взорвалась. «Если бы взрывчатая смесь была упакована в песок… она бы не сдетонировала», – заверил Нобель.
Затем предъявил козырного туза. Он изобрел новый способ, позволяющий транспортировать взрывчатую смесь совершенно безопасно. Смешав ее с метанолом, можно полностью исключить риск взрыва, заявил собравшимся Альфред21. Это было шокирующее заявление. Впервые Нобель признал, что чистый нитроглицерин, возможно, не так безопасен, как он утверждал ранее.
Два часа экспериментировал Альфред в каменоломне. Задним числом мнения разделились. Большинство присутствующих показ убедил, как писал журнал Scentific American. «Когда эксперименты закончились, никто уже не боялся находиться рядом с веществом, и некоторые, поначалу тщательно державшиеся на почтительном расстоянии, теперь спокойно обращались с пакетами; все это немного напоминало басню о лисе и льве». Другие считали, что сомнения остались. Аргументы Нобеля не совпадали с течением событий при несчастных случаях, писала, например, Philadelphia Inquirer: «Совершенно очевидно, что мистер Нобель пока до конца не понимает всех качеств той пугающей жидкости, которую изобрел. Его теории, возможно, корректны в отношении смеси, пока она свежая, однако по прошествии времени она явно претерпевает химические изменения, из-за которых ее хранение и транспортировка становятся небезопасными»22.
Все зависло в воздухе. Сам Альфред Нобель питал надежду. Ничего странного в том, что «череда несчастных случаев» напугала общественность, своими экспериментами на Манхэттене он успокоил даже самых встревоженных23. Теперь осталось «только» обуздать истеричных политиков в Вашингтоне.
* * *
Неизвестно, кто первым поднял голос, требуя запрета и смертной казни. Согласно одному из источников, это был пороховой магнат Генри Дюпон, конкурент Нобеля. Как бы там ни было, эта мысль засела в умах членов конгресса.
Я веду поиск в оцифрованных архивах американских газет. Никакого высказывания Дюпона по поводу нитроглицерина, сделанного весной 1866 года, я обнаружить не могу, зато нахожу заметку, что сенатор от Мичигана Чандлер предложил запрет на транспортировку. За несколько минут мне удается найти нужный номер архивной папки сената. Я наобум отправляю запрос в Национальный архив в Вашингтоне, готовясь к тому, что ответа придется ждать несколько месяцев. Но Center for Legislative Archives работает иначе. В тот же день во второй половине дня в моей папке входящей почты лежит отсканированная копия рукописного законодательного предложения Чандлера от 9 мая 1866 года.
Почерк добродушно округлый, содержание же потрясает до глубины души.
* * *
В своем законодательном предложении сенатор Чандлер не стеснялся. Тот, кто вызвал смерть других людей, нарушая запрет на нитроглицерин, совершил опасное преступление, так он считал. Предлагаемая рубрикация преступления: «Предумышленное убийство». Предлагаемое наказание: «Казнь через повешение». Должно быть, Альфреду Нобелю икалось от страха24.
В конгрессе Чандлер был отнюдь не единственным противником нитроглицерина. Многим пришлось по душе его предложение, которое теперь рассматривалось в торговой комиссии сената. Это была катастрофа. Альфред Нобель метался между встречами по лоббированию политиков в Вашингтоне и допросами в Нью-Йорке по делу о взрыве в Сан-Франциско. «Здесь у нас жарко, поверь мне, – писал он Роберту. – Если бы я находился в Сан-Франциско, а не в Нью-Йорке, меня бы точно разорвали на части. <…> Конгресс в Вашингтоне пришел в ярость и хотел полностью запретить всякое производство и транспортировку моей смеси, а также голосовал за то, чтобы такие действия классифицировались как убийство и карались повешением»25.
В этой драматической ситуации в защиту Нобеля внезапно выступил хитрюга Шаффнер. 11 мая Шаффнера вызвали в качестве свидетеля-эксперта по делу о взрыве в Сан-Франциско против Отто Бюрстенбиндера. Шаффнер утверждал, что много лет работает с нитроглицерином, и привлек в качестве рекомендаций письма от нескольких звездных героев-северян, в том числе генерала Улисса Гранта. Шаффнер заявил, что Нобель совершенно прав: нитроглицерин куда менее опасен, чем порох. Несчастные случаи объясняются неправильным обращением с веществом.
Альфред слушал его выступление, сидя в зале. Воспрянув духом от высказывания своего антагониста, он потребовал слова и пояснил собравшимся, что разница между порохом и нитроглицерином как между диким псом и дрессированным слоном: «первый опаснее, второй страшнее, если его раздразнить»26.
Где-то на этом этапе отношения между двумя сторонами в корне изменились. Альфред увидел новые возможности. Полковник Шаффнер жил в Вашингтоне, имел прекрасные связи в конгрессе и верил в нитроглицерин. Каким бы скользким ни казался Тал П. Шаффнер, в сложившейся ситуации лучше было иметь его на своей стороне, чем в качестве противника. К тому же Шаффнер внес в сенат собственное предложение по более безопасной транспортировке нитроглицерина – своего рода железные канистры, покрытые гипсом, на которые он подал заявку на патент. Гипсовые канистры и раствор метанола, предложенный Нобелем, может быть, этого окажется достаточно, чтобы заставить политиков пересмотреть запрет на транспортировку?
16 мая они ударили по рукам. Шаффнер оставил Нобелю его американский патент в обмен на то, что тот продаст ему за один доллар право на использование средства в военных целях. Позднее Шаффнер и Нобель появились вместе в Вашингтоне и провели экспериментальные взрывы с целью успокоить общественность и политиков.
