Сем перебил её.
– Ты серьёзно? Думаешь, что нам поверят? Мы не можем упустить этот шанс. Эг прав, надо бежать.
– Но нам некуда идти.
Никто ничего не сказал, и в пропитанном маслянистым дымом воздухе повисла давящая тишина.
Милу крепко сжимала в руке туловище кошки, затем решила взять оторванную голову. Наклонившись, она заметила, что из тряпичной шеи выпало что-то маленькое и тяжёлое: с глухим стуком предмет упал к её ногам. Мочки ушей заледенели, и девочка коротко, резко втянула ноздрями воздух.
В свете лампы блестел серебряный кружок. Милу опустилась на колени.
– Милу? – Эг плюхнулся рядом с ней с одной стороны, Фенна – с другой.
В горле у Милу встал ком. Дрожащими руками она отложила игрушку и подняла блестящий предмет.
– Что это? – поинтересовался Сем и вместе с Лоттой присел на корточки.
Милу сглотнула, и все наклонились ближе.
Размером предмет был приблизительно с гульден
[7], а толщиной с её мизинец. На потускневшей серебряной поверхности поблёскивали крошечные камни, выложенные в линию и сверкающие, а по краю шёл золотистый полумесяц. Наверху имелась петелька, сквозь которую была пропущена тонкая цепочка, а внизу оказалась застёжка, самая микроскопическая из всех, что Милу когда-либо видела. Откинув крышку, она обнаружила необычный циферблат: над каждой римской цифрой располагалась крошечная золотая звезда. В центре оказался нарисован синий диск, наполовину скрытый рисунком, изображавшим солнечный и лунный циклы.
Шестерёнки в карманных часах давно замолчали, и стрелки застыли в полной неподвижности.
– А это объясняет предполагаемое сердцебиение у кошки, – пробормотала Лотта. – Я ведь говорила тебе, что всегда существует логическое объяснение.
Милу перевернула часы: на обратной стороне имелась изящная надпись, такая мелкая, что девочке пришлось наклониться ещё сильнее, чтобы её прочесть.
«Под звёздами я тебя нашёл.
52.284040, 4.784040
Под луной я тебя потерял».
Холод спустился от ушей к шее и заморозил плечи, когда она перечитала надпись.
Холод становился более давящим, пронизывающим, колючим.
Первые две строчки были выгравированы аккуратным шрифтом, последнюю просто нацарапали на поверхности часов.
– Географические координаты, – с благоговением прошептал Эг, указывая на цифры.
Координаты. Милу рвано выдохнула.
«…Я тебя потерял».
Дрожащим пальцем она провела по цифрам. Потерянное можно обрести снова… если знаешь, где искать.
– Я ухожу! – сказала она, слова наконец-то сорвались с её губ.
Изумлённые лица друзей повернулись к ней.
– Вот послание от моих родителей, – объяснила она. – И пока вы ничего не сказали, это не мои безумные теории, а доказательство. Я буду их искать. И хочу, чтобы вы составили мне компанию. Давайте вместе уйдём из приюта. Без оглядки.
– Милу, – тихо и с отчаянием в голосе проговорила Лотта, – нам нужны документы. Надо, чтобы нас взяли в семью, и только это – единственный выход, но никто, кроме ужасного торговца, нас брать не хочет.
Милу расправила цепочку и надела часы на шею, в её голове уже зрел план. Интуиция ободряюще щекотала уши.
– Значит, нам нужно усыновить и удочерить самих себя.
9
Лампа мерцала, крысы скреблись, Гассбик лежала неподвижно, а Милу, у которой горели глаза и уши, повернулась к друзьям и начала объяснять.
– Всё на самом деле просто, – тараторила она, и голова у неё кружилась, словно Милу только что пробежала тысячу кругов. – И очевидно. Мы в курсе, что Брэм Поппенмейкер, мой отец, сделал эту игрушку. Вероятно, он создал и часы. Их могла смастерить и моя мама… Думаю, они спрятали их, поскольку знали, что директриса приюта захочет их украсть, и они, безусловно, правы. Я считаю, что получила настоящую зацепку. Конечно, тряпичная кошка никак не могла подсказать мне, где искать родителей, но…
– Милу! – раздражённо воскликнула Лотта.
– Что?
– Ты до сих не объяснила, как собираешься вытащить нас отсюда.
Милу встряхнулась, стараясь успокоить вихрь мыслей.
– Элементарно. Мы выпишем себе сертификаты об усыновлении и удочерении на имя моего папы, а потом уйдём.
Эг нахмурился.
– Куда именно?
Милу указала на цифры на задней крышке часов.
– Сюда, конечно!
– Но куда нас приведут координаты? – спросил Сем.
– Кто знает? – хмыкнула Лотта. – Это может быть где угодно. Милу, нам нужен настоящий план. Ротман скоро вернётся. Наверное, нам надо побыстрее добраться до спальни и притвориться спящими. А утром мы сделаем вид…
– Вообще-то, – встрял Эг, и его глаза заблестели, – эти координаты в пределах радиуса города… приблизительно сотня километров.
Он поднял часы Милу повыше, чтобы все видели.
– Амстердам находится на пятьдесят втором градусе широты и почти на пятом градусе долготы. У меня ушло семь попыток и в два раза больше наказаний на то, чтобы выбить из Гассбик информацию, когда я начал составлять карту. Вряд ли она собиралась мне всё рассказывать, но, похоже, ей очень хотелось, чтобы я заткнулся. В любом случае это того стоило. Теперь надо отыскать место, подходящее под координаты, для чего потребуется карта получше, чем у меня, – и Эг широко улыбнулся. – А ещё я знаю, где мы можем её достать.
Милу обняла его.
– Подожди, – произнесла Лотта. – Даже если мы найдём искомое место, нет никаких гарантий, что это приведёт нас к чему-то путному.
Милу хотела было заспорить и сказать, что её родители никогда бы не оставили ей бесполезные координаты, но вовремя сдержалась. Чтобы убедиться, Лотте нужна логика, а не оптимизм.
– Если мы застрянем здесь, то обязательно попадём в беду, что бы мы ни делали, – тихо заметила Милу. – Если сбежим, у нас будет шанс – пусть крошечный! – но реальный шанс навсегда расстаться с приютом, с рабским трудом и со смотринами.
Все посмотрели на тело Гассбик. Часы с маятником отбили четверть часа.
Сем выпрямился.
– Надо решать сейчас. Милу права. Другой такой возможности у нас не будет.
