Милу лучезарно улыбнулась ему, но её улыбка угасла, когда он мягко покачал головой.
– Я не особо хочу найти твоих родителей, Милу. Ты прекрасно понимаешь, как я отношусь к людям, которые бросили нас. Я согласен уйти, потому что это действительно наш единственный шанс покинуть приют на своих условиях.
Милу тяжело сглотнула.
– Верно.
Эг встал.
– Я никогда не любил это место, – сказал он, взглянув на неподвижную директрису. – Никто из нас не любил. Тут мы видели только боль.
Мальчики выжидающе посмотрели на остальных.
– Либо мы убираемся отсюда все вместе, либо остаёмся, – подытожил Сем. – Но я никого из вас не брошу.
Фенна тоже поднялась и склонила голову в знак согласия.
Лотта вздохнула и протянула руку Милу, а затем кивнула.
– Хорошо, я с вами.
Лотта, Сем и Фенна ушли, чтобы собрать вещи и поискать еду в дорогу. Милу потащила Эга к кабинету директрисы, аккуратно переступив через тело. Дверь в комнату Гассбик заскрипела, и у девочки по коже побежали мурашки.
– Тсс! – прошипел Эг. – Ты перебудишь всех мёртвых собак в округе.
Милу широко распахнула дверь. Эг перешагнул порог, и мальчика окутал золотистый свет: он первым очутился там, где ещё совсем недавно Гассбик и Ротман обсуждали свои гнусные планы.
Милу последовала за Эгом. Казалось, будто они прошли сквозь стену, отделявшую тепло от холода. В огромном камине из мрамора и железа ярко полыхал огонь, над ним висел нарисованный углём портрет Гассбик в рамке, выкрашенной золотой краской. В центре помещения находился солидный дубовый стол, по сторонам которого стояли две масляные лампы. А на столе лежала толстая книга в кожаном переплёте, на обложке жирными буквами было вытеснено: «СИРОТЫ ПРИЮТА “МАЛЮТКА-ТЮЛЬПАН”, УЧЁТ».
– Вот оно! – проговорила Милу.
– Здесь обстановка как в роскошном особняке, – заметил Эг, слегка ослабив платок на шее. – За одни лампы можно было бы выручить кучу денег и купить новую одежду для каждого из нас.
– У Гассбик нет совести, – ответила Милу, презрительно кривя губы, и взглянула на потрескивающие дрова в камине. – Здесь жарко, а нас всех она морозила.
– Давай не будем медлить, – сказал Эг, сев за стол: его ноги теперь болтались над дорогим пепельным ковром.
Милу открыла учётную книгу на последней исписанной странице, где было имя девочки, которую удочерили шесть месяцев назад. Внизу сертификата Гассбик небрежно нацарапала её имя.
– А почему тут ничего не написано про мальчика, которого Фортёйны забрали сегодня утром? – спросил Эг.
– Она искала, кому бы нас сплавить, и явно была слишком занята, чтобы заниматься бумагами. Ты сможешь скопировать её подпись?
Эг взял со стола чистый лист бумаги, вытащил перо из чернильницы, сделал несколько пробных завитушек, а потом изобразил подпись.
Милу сравнила листок Эга и страницу из книги.
– Великолепно! Не вижу разницы.
Эг лучезарно улыбнулся и открыл чистую страницу в учётной книге. Перо замерло над бумагой.
– Уверена, что твои родители это одобрят?
– Конечно, – не раздумывая, ответила Милу.
Она положила тряпичную кошку на стол перед Эгом и указала на вышитую на лапе метку.
– «Брэм Поппенмейкер»… это пишется вот так.
Эг ухмыльнулся и принялся заполнять сертификат. Он нацарапал подпись, подул на чернила и оторвал верхний лист: копия сертификата осталась на розовой страничке под ним.
– Официально мы уже не сироты, – заявила Милу, улыбаясь до ушей.
– Итак, Милу Поппенмейкер, – сказал Эг, хмыкнув, – не пора ли нам убираться отсюда?
– Секунду, – ответила девочка.
Она захлопнула учётную книгу, взяла её и выскользнула в коридор.
Милу открыла соседнюю дверь. Спальня директрисы оказалась такой же роскошной, как и прочие помещения в Запретной зоне, но девочка не стала задерживаться, чтобы осмотреть её. Она лишь быстро обошла кровать с пологом и направилась к знакомой плетёной корзине для белья. Отодвинув грязные платья и нижние юбки, она спрятала книгу в самом низу.
– На всякий случай, – Милу усмехнулась, оглянувшись на Эга. – Полагаю, новой директрисе придётся попотеть, чтобы её найти!
Бом! Часы начали отбивать девятый час, и потолок задрожал. Когда стены зазвенели от третьего удара, Милу и Эг уже миновали красную линию и вернулись в холодный, мрачный вестибюль, вздрагивая на бегу. Остальные ждали их, ёжась от холода.
Мешок из-под муки висел у Сема на плече, плетёный гробик Милу он держал под мышкой, «Книгу теорий» зажал подбородком, а принадлежавшее Эгу угольное ведро болталось на длинных пальцах мальчика. Лотта сумела обнять двумя руками свой жестяной ящик для инструментов и три меховых пальто директрисы. У Фенны была её корзинка для пикника.
– Это как-то неправильно, – прошептала Лотта, когда прозвучал четвёртый удар. – Бросать здесь остальных сирот.
Эг выхватил у Сема ведро из-под угля. Милу взяла корзинку в форме гроба, а «Книгу теорий» затолкала в рукав.
– У нас нет выбора, – ответил Сем.
Пятый удар прокатился по мраморному полу.
Фенна приподняла крышку корзины: на дне лежали тронутые плесенью овощи и несколько ломтей чёрствого хлеба.
Лотта раздала друзьям пальто директрисы. Фенна и Эг укрылись под одним, другое присвоил себе Сем, а последнее разделили Лотта и Милу.
– Вот и всё, – сказала Милу.
Сертификат лежал у неё в нагрудном кармане, и она накрыла его рукой. Прозвучал шестой удар, и девочка в последний раз окинула взглядом вестибюль.
– Вы готовы?
Остальные уверенно кивнули и устремились к входной двери, а комнату сотряс седьмой удар.
Неужели они сбегают и Милу отправляется на поиски родителей?
Сем положил ладонь на дверную ручку, когда прозвучал восьмой удар.
Милу услышала громкое ржание снаружи, и уши ей закололо так сильно, что она вскрикнула.
– Сем, не…
Но он уже распахнул дверь, впустив облако маслянистого дыма.
Крупная, унизанная кольцами ручища разогнала дым, и на ребят уставилось ухмыляющееся усатое лицо.
– Вот и вы, kindjes, – произнёс Ротман. – А вы быстро собрались.
10
Дети в немом ужасе смотрели на торговца, а эхо девятого и последнего удара звенело вокруг них. Милу стискивала в пальцах часы, интуиция отчаянно вгрызалась ей в скальп и шею.
