От жара и восторга по телу Милу забегали мурашки. Она принялась разглядывать произведение Сема и Эга.
– Думаю, лицо в форме картофелины тебе хорошо удалось, Сем, – сказала она. – Эг, глаза, которые ты нарисовал, абсолютно разные. Так и надо.
Отец-марионетка был ростом с Сема, с долговязыми конечностями, сделанными из набитых сеном кальсон. С помощью швейной машинки Брэма мальчик сшил голову из простого отреза хлопковой ткани, а Эг нарисовал на ней лицо. Куклу одели в коричневые шерстяные брюки, зелёную рубашку с пуговицами, фетровую шляпу и чёрный бархатный пиджак.
– Отлично получилось! – воскликнула Милу. – Если не приглядываться, то сойдёт за настоящего.
Лотта подошла и встала рядом. Милу заметила, что глаза у подруги влажные.
– Он замечательный, – прошептала Лотта, взяла руку марионетки и поцеловала. – Приятно с вами познакомиться, папа.
Сем снял марионетку с крюка на стене и усадил на стул в кухне. Остальные встали рядом. Милу забралась на стол и взяла два деревянных креста, от которых к телу куклы тянулись двенадцать верёвочек. Девочка вскинула один крест вверх, и тряпичная рука поднялась.
После пары деликатных манёвров с крестами марионетка поковыряла в носу.
Сем закатил глаза, а Лотта рассмеялась.
– Ты можешь сделать так, чтобы он передвигался? – спросил Эг.
Девочка раскинула руки как заправский кукловод и принялась крутить кресты. Какое-то время папа-марионетка дёргался, будто лихорадочно пытался стряхнуть с себя паука, но в итоге Милу удалось поставить его на ноги.
– Браво! – хихикнул Эг, когда кукла сделала несколько шагов.
Милу улыбнулась.
– Посмотри-ка.
Она ещё немного поколдовала с крестами, после чего движения папы-марионетки стали напоминать некий танец: он размахивал руками над головой и прыгал то на одной ноге, то на другой.
– Где Фенна? – поинтересовался Эг. – Чего она застряла наверху, она должна это увидеть!
Будто в ответ на его слова кто-то громко затопал по лестнице, спускаясь вниз. Фенна в башмаках на деревянной подошве и с каким-то тряпичным свёртком в руках застыла на пороге, разинув рот. Милу повернула папу-марионетку лицом к ней и заставила куклу поднять голову.
– Привет, Фенна, – пробасила Милу и пошевелила крестами, чтобы поддельный папа слегка поклонился. – Я твой отец.
Фенна восхищённо улыбнулась. Свёрток у неё на руках дёрнулся и издал громкий пи-и-и-и-иск!
– Что это? – спросила Лотта.
Опять раздался пи-и-и-и-и-иск! А затем кто-то заухал.
– Пи-и-и-и! Уху-ху!
Фенна развернула ткань. Показалась круглая мордочка цвета пергамента, и два огромных тёмных глаза заморгали на свету.
– Где ты ухитрилась достать сову, Фен? – спросила Милу и слезла со стола, чтобы получше рассмотреть птицу.
Девочка указала наверх, и Милу вспомнила те скрипучие звуки, которые они слышали под потолком мельницы.
– Значит, это были не голуби. Ты сняла совёнка с крыши?
Фенна покачала головой, сделала несколько жестов руками.
– Он упал?
Фенна грустно кивнула, ласково баюкая совёнка.
– Пи-и-и-и! Уху-ху!
Лотта подошла ближе и отогнула ткань.
– Он совсем ещё птенец, – объяснила она. – Наверное, вылупился очень поздно в этом году. И левое крыло у него вроде недоразвито. Уверена, что его бросили. Бедняжка, кажется, он изголодался и всего боится.
– Он сирота? – тихо спросил Эг. – Как мы?
– Эй, совёнок, – проговорила Милу, поглаживая мягкие пёрышки на голове птенца, – думаю, на мельнице хватит места ещё для одного сироты.
Улыбка Фенны озарила кухню, и у Милу слегка дрогнуло сердце.
– Значит, нужно дать ему имя, – сказала Лотта. – Как насчёт Барти?
Фенна сморщила нос. Совёнок щёлкнул клювом.
– Птах? – предложил Эг.
Фенна покачала головой, а совёнок запищал.
– Пискля? – предложила Милу.
Фенна закатила глаза.
– Нет, – заявил Сем с глубокомысленным видом. – Ему нужно имя, которое ему подходит…
Вновь раздался пи-и-и-иск!
– ПИ-И-И-И!
Все, кроме Фенны, зажали пальцами уши.
– Может, назовём его Шумным? – сказал Эг.
– ПИ-И-И-И!
Сем заулыбался широкой кривоватой улыбкой.
– Помните, как Гассбик решила, что от нас будет легче избавиться, если мы научимся играть на музыкальных инструментах?
– ПИ-И-И-И!
Улыбка Сема стала шире, когда остальные закивали.
– Его писк похож на звуки, которые получались у Милу на скрипке.
– Это были не звуки, а Моцарт, – набычилась Милу.
– ПИ-И-И-И!
– Давайте назовём его Моцартом? – спросил Сем у Фенны, глаза у него поблёскивали, когда он перевёл взгляд на птенца.
Совёнок повернул головку на сто восемьдесят градусов, чтобы посмотреть на мальчика, и издал тихий мелодичный щебет. С губ Фенны сорвался смешок: хриплая трель, разнёсшаяся по кухне.
Ребята уставились на Фенну, которая прижала ладонь ко рту, её щёки заалели, по яркости теперь не уступая рыжим волосам. У Милу ком встал в горле.
– Моцарту нужно гнездо, – в конце концов вымолвила Лотта. – Почему бы нам не устроить его на книжном шкафу?
Фенна ласково прижала птенца к груди и потёрлась о его оперение носом. Затем подняла голову и кивнула, лучезарно улыбаясь.
Ком в горле Милу стал разрастаться, когда новая неприятная мысль пришла к ней на ум. Если ей не удастся найти родителей, а их вернут обратно в «Малютку-тюльпан», вероятно, она больше никогда не увидит такой улыбки Фенны и не услышит её смех.
«Книга теорий» Милу
Кукольный театр
Наблюдения
• Амбар при мельнице частично переделан в театр.
• Дыра в крыше, порванная обивка сидений, ветхий занавес.
• Марионетка, свисающая с платформы кукловода.
• Строительные материалы и театральные реквизиты, сваленные на сцене.
• Куча одеял в левом углу сцены.
Следы когтей на полу рядом с одеялами. Такие же, как на моей корзинке в форме гроба.
Эти отметины оставил оборотень?
Случилось что-то ужасное?
Моя семья ещё жива?
15
Скудно поужинав картофельной похлёбкой, дети расселись у огня в гостиной. Папа-марионетка сидел в кресле-качалке, закинув ногу на ногу, на хлопковом носу красовалась пара тонких проволочных очков.
