Милу сглотнула, метнув виноватый взгляд на Эдду, которая неотрывно смотрела на Гассбик и сжимала свой медальон.
– Но… – пробормотала Спельман. – Я не уверена, как стоит поступить в подобной ситуации. Мне надо проконсультироваться с юристами…
– Не о чем тут консультироваться, – перебила Гассбик. – Дети вам наврали. Они по-прежнему – моя собственность, их следует немедленно отправить в «Малютку-тюльпан». Присутствующий здесь господин Ротман уже согласился купить их.
– Мы – не собственность! – воскликнула Милу. – И не пойдём с вами.
– Девочка, помолчи и дай взрослым поговорить, – отмахнулась Гассбик. – Я вместе с господином Ротманом заберу их в Амстердам. Вам не стоит жертвовать своим временем ради этих хулиганов, госпожа Спельман. Я лично проверю, чтобы их наказали.
– У нас есть деньги, чтобы выкупить собственную свободу, – произнесла Милу, кивнув на корзинку с монетами у ног торговца. – Возьмите их и отпустите нас. Нам не нужно, чтобы Ротман брал нас на попечение: мы прекрасно сами справляемся.
– Это мои деньги, – гаркнула Гассбик. – Вы украли их у меня.
– Нет, – прохрипела Фенна.
Гассбик грозно уставилась на неё, красноречиво намекая на последствия непослушания. Милу с восторгом смотрела на подругу, кроткую, робкую Фенну, которая свирепо и не моргая встретила взгляд директрисы.
– Вы не можете так поступить! – крикнул Эг. – Мы заработали эти деньги!
– Опять ложь, – бросила Гассбик. – Сироты принадлежат мне. Прямо сейчас я заберу всех обратно.
– Она заключила сделку с Ротманом, – вмешалась Лотта. – Она собиралась нас продать и оставить деньги себе. А Ротман – просто мошенник. Он хочет, чтобы мы работали на него, пока не умрём. Нам пришлось спасать Эга с корабля торговца, наш друг был связан в грузовом отсеке!
– Ну и ну! – усмехнулся Ротман. – У пяти крошек – исключительно живое воображение. Мы с Долли ждём не дождёмся, когда они присоединятся к нашей команде покорителей морей.
– Ты пытался нас убить! – взвился Эг. – У тебя даже почти получилось…
Глаза торговца искрились радостью. Гассбик, как всегда, улыбалась фирменной улыбкой: сплошные зубы и ни на грош душевности.
– А Гассбик, – добавила Лотта, – не только мерзкая ведьма, она ещё забирает деньги, которые предназначались для сирот…
Гассбик схватила Лотту за косичку.
– Лгунья!
– Госпожа Гассбик, – вымолвила Спельман, – органы опеки не одобряют рукоприкладства в отношении детей…
– Чушь, – отрезала Гассбик. – Я всегда била сир…
Она прервалась на полуслове, тряхнула головой и отпустила волосы Лотты.
– Хорошо, – выплюнула она. – Но ты, Лотта, помолчи, если не хочешь снова навлечь на себя мой гнев.
– Это правда, – произнесла Милу. – То, что сказала Лотта. Я слышала, как они заключали сделку. Ротман смеялся, когда говорил, что похоронит нас в море. А Долли, которую он выдаёт за опекуншу, на самом деле – собака!
– Имейте совесть! – вскинулась Спельман. – Я не потерплю подобных грубостей.
– Я не вру! – заорала Милу. – Она – настоящая собака, не женщина!
Роуз Спельман растерянно ущипнула себя за переносицу. Милу посмотрела на Эдду: лицо женщины посуровело.
– Как смешно, – проскрипела Гассбик. – Эти дети – прожжённые лжецы. Они пытаются выкрутиться из неприятностей, в которые попали по своей вине.
– Нет! – закричала Лотта.
– Хватит! – Спельман ударила кулаком по столу, и все подскочили. – Вы пятеро не только нарушили закон, подделав официальные бумаги, но ещё и вторглись на частную территорию. Я больше не собираюсь выслушивать ваши небылицы.
Гассбик ликующе улыбалась. Милу крепко сжала кулаки. Сидевший на плече Фенны Моцарт испустил пронзительный вопль.
– Мы с этим покончим, – продолжала Спельман, подняла с пола учётную книгу и с силой обрушила её на стол. – Все записи необходимо проверить и привести в порядок. У вас пятерых должны быть официальные опекуны, а пошлину надо уплатить немедленно, иначе вы должны вернуться в приют.
– Может, вы оставите детей под мою ответственность, а позже мы продолжим расследование? – предложила Эдда.
Все обернулись к управляющей.
– Однозначно нет, – заявила Спельман. – Мы решим вопрос прямо сейчас.
– Но… – начала Милу.
– Нет! – крикнула Спельман, её щёки порозовели. – Закон есть закон, и я не потерплю дальнейших нарушений.
Она открыла фолиант.
– С сегодняшнего дня за вас будет отвечать господин Ротман. Это моё окончательное решение.
37
Слёзы, которые Милу долго сдерживала, заструились по щекам. Сем плюхнулся на свободный стул и сжал её руку. Эдда обняла Лотту и Фенну, а Эг смотрел на учётную книгу так, будто мог испепелить её силой мысли.
Они отчаянно сражались за свою свободу. И потерпели поражение.
– В таком случае поторопитесь и соберите ваши пожитки, kindjes, – оскалился Ротман. – Долли захочет, чтобы вас хорошо устроили на ночь, а уже так поздно.
Милу неохотно встала и посмотрела на порванное, изломанное тело папы-марионетки.
– Мне нужно перо, – сказала Спельман, похлопав себя по карманам плаща. – И чернила.
– Постойте, – вдруг вмешался Эг. – Я могу доказать, что они лгут.
Он по-прежнему буравил взглядом учётную книгу. Потом посмотрел на Милу.
– Директриса не оставила запись о Фортёйнах, – произнёс мальчик. – Помнишь? В книге ничего о них не было, когда я писал подтверждение об усыновлении и удочерении.
Милу нахмурилась, воспоминания потихоньку начали всплывать.
– Вот как она это делала, – продолжал Эг, повысив голос. – Она уничтожала все записи о сиротах, чьи пошлины присваивала себе.
На кухне наступила тишина. Казалось, было слышно, как оседает пыль.
– Мои записи безупречны, – с негодованием заговорила Гассбик. – Каждый воспитанник в этой книге учтён. Нет никаких доказательств, чтобы оспорить подобные смехотворные обвинения.
– Доказательства есть всегда, – холодно сказала Эдда. – Нужно только…
– Внимательно всё изучить, – закончила Лотта. – Госпожа Спельман, простите, могу я взглянуть книгу?
– Нет, девочка! – взвизгнула Гассбик. – Не можешь!
Между Лоттой и Гассбик словно проскочил невидимый электрический импульс, Милу почти почувствовала его. Обе стояли, расправив плечи и выпрямившись, и сначала смотрели друга на друга, а затем уставились на фолиант, лежащий на столе.
