Гассбик со свистом втянула ноздрями воздух.
– Не смей…
Лотта метнулась к столу, но Гассбик была ближе. Директриса схватила книгу и прижала её к груди, но Лотта успела вцепиться в переплёт.
– Дайте её мне! – завизжала бывшая воспитанница.
Свободной рукой Гассбик наотмашь ударила её по лицу. Щека девочки налилась красным, но Лотта снова бросилась на директрису. Обе упали на пол. Всё случилось за считаные секунды, Милу даже не успела и глазом моргнуть. Но она заметила, как Ротман, стоявший в углу, зверски улыбается, глядя на потасовку.
Сем вскочил и шагнул к дерущимся, но гневный крик Эдды остановил его. Управляющая польдером схватила метлу, занесла над головой и ринулась в эпицентр. Один прицельный удар древком – и Гассбик уже лежит, распластавшись на полу. Вслед за этим последовал второй ловкий удар, и Эдда выбила у директрисы учётную книгу.
Милу с восхищением смотрела на победительницу.
Теперь Эдда держала директрису шейным захватом, Гассбик то и дело кашляла и отплёвывалась, её лицо побагровело. Лотта приподнялась и вцепилась в фолиант всеми двенадцатью пальцами.
– Я найду доказательство! – вскрикнула Лотта, глаза у неё сверкали, изо рта сочилась кровь. – И ты не сможешь мне помешать, злобная старая ворона!
– А это уже ни в какие ворота! – рявкнула Спельман. – Ни разу в жизни я не видела такого чудовищного поведения!
– Я говорила вам, что они – паршивцы, – кашляя, выпалила директриса.
– Я имею в виду ваше омерзительное поведение, госпожа Гассбик! – ответила Спельман. – Вам лучше, чем кому-либо другому должно быть известно, что бить детей противозаконно!
– Она меня тоже ударила! – заклокотала Гассбик, у которой на щеке кровоточили шесть тонких царапин: там её коснулись ногти Лотты.
– Вы ударили первой! – рявкнула Эдда таким свирепым голосом, что Милу вздрогнула. – И я имею полное право арестовать вас! А теперь, – и она перевела взгляд на Спельман, – сядьте и дайте Лотте сказать то, что она сочтёт нужным.
Спельман открыла было рот, чтобы возразить, но Эдда перебила её.
– Вы выслушаете детей… или я подам на вас жалобу, можете в этом не сомневаться. У меня есть связи в соответствующих инстанциях.
Спельман со стоном рухнула на стул и махнула рукой Лотте.
– У тебя – две минуты.
Ухмылка Ротмана стала напряжённой. Фенна вздохнула, прижимая к себе перепуганного Моцарта.
– Эг, – проговорила Лотта, – покажи мне, что ты заметил в книге.
– Тот мальчик, которого усыновили Фортёйны, Ян, – произнёс Эг, присев на корточки. – Когда я вместе с Милу подделывал наше свидетельство, то обнаружил, что хозяйка вообще не оставила о нём никаких записей! И я сказал об этом Милу!
– Чушь! – заорала Гассбик. – Не было никакого мальчика по имени Ян. Они пытаются скрыть тот факт, что пытались убить меня…
– Продолжай, пожалуйста, – промолвила Спельман, подняв руку, чтобы Гассбик замолчала.
Лотта смотрела на директрису, и Милу почти слышала, как щёлкают шестерёнки у подруги в мозгу (похоже, Лотта решала, как лучше поступить).
– В приюте жил мальчик по имени Ян. Кстати, он был в театре на нашем сегодняшнем спектакле, – начала Лотта, сощурив глаза, и улыбнулась. – Он появился в «Малютке-тюльпане» в октябре, верно? Значит, его имя должно быть в списке поступивших сирот.
Она пролистала страницы, замерла, пролистала ещё несколько и насупилась.
– Его там нет, потому что он никогда не существовал, – проскрипела Гассбик, злобно усмехаясь. – А теперь отпустите меня.
– Нет, – замотала головой Лотта. – Этого просто не может быть.
Она провела пальцем по складке на странице, но вдруг резко отдёрнула его.
– Ай!
Кончик пальца кровоточил.
– Она вырезала страницу! – ахнул Эг.
Спельман наклонилась над фолиантом, изучила его и метнула на Гассбик разъярённый взгляд.
– Они правы. Вы вырезали страницу из книги.
– А если посмотреть внимательнее, – продолжала Лотта и уткнулась носом в страницу, – то можно заметить, что имя Яна отпечаталось… вот здесь.
Гассбик побледнела и начала вырываться, но Эдда держала её крепко. Ротман тем временем переместился к раковине, встал возле Фенны и принялся постукивать пальцами по подбородку.
– Уверена, есть и другие, – проговорила Лотта.
Посасывая палец, она перевернула ещё несколько страниц.
– Здесь. И тут. Листы вырезали.
– Меня подставили! – крикнула Гассбик.
– Госпожа Гассбик, – сурово сказала Спельман. – Хищение в подобных масштабах карается тюремным заключением. Деньги должны были поступить в органы опеки, чтобы мы распределили их между всеми приютами.
Директриса хотела возразить, но быстро передумала.
– А я поражён до глубины души, что госпожа Гассбик до такой степени нечиста на руку, – подал голос Ротман. – Госпожа Спельман, думаю, я просто заберу детей и пойду. Мне ещё корабль чинить!
– Нечиста на руку? – проскрипела Гассбик. – Кто бы говорил!
Улыбка Ротмана стала шире, усы два раза дрогнули.
– Понятия не имею, о чём вы…
– Госпожа Гассбик, – настаивала Спельман, не обращая внимания на Ротмана, – я немедленно доложу обо всём полиции.
– Вы не посмеете! – завопила Гассбик. – Я не хочу в тюрьму! Пожалуйста!
– Пойдёмте, сиротушки, – просюсюкал Ротман. – Давайте я отведу вас в новый дом, хорошо? Мой корабль гораздо роскошнее, чем ветхая старая мельница. Он вам понравится, я уверен.
Милу посмотрела на Ротмана. Фенна и Сем попятились. Эг покосился на торговца. Лотта фыркнула. Гассбик снова бешено забилась в хватке Эдды.
– Я готова на сделку! – верещала Гассбик, физиономия у неё стала такой же испуганной, как некогда у детей, которых она мучила. – У меня есть информация… о чудовищной торговле сиротами…
– Пойдёмте! – громче повторил Ротман и схватил Фенну за руку.
– Вся торговля Ротмана держится на спинах беспомощных воспитанников! – прохрипела Гассбик. – Он угрожал мне. У меня не было выбора…
– Хозяйка «Малютки-тюльпана» явно до сих пор не в себе, – прорычал Ротман и притянул к себе Фенну, которая сразу начала брыкаться. – Думаю, ей пора в лечебницу для душевнобольных.
– Отпусти Фенну! – крикнула Милу.
– Нет, – процедил он.
Блеснул металл: это торговец выхватил нож. На сей раз Ротман прижал лезвие к горлу Фенны, прямо к трепещущей жилке.
Моцарт запищал, попытался атаковать врага с помощью клюва и когтей, но мужчина просто ударил совёнка другой рукой. Птенец, теперь похожий на комок взъерошенных перьев, упорхнул к гардеробу. Милу стиснула в кулаке подсвечник, стоящий на кухонном столе. При виде беззащитной подруги ей овладела неистовая ярость.
