Друзья сидели рядом с Милу, свет фонариков, которые всё ещё висели на дереве, озарял их щёки и носы. Когда экипаж растворился в ночном сумраке и окончательно скрылся из виду, девочка долго и прерывисто выдохнула. Она крепко прижимала к груди тряпичную кошку, прямо к карманным часам, и вскоре ей стало казаться, что тихий постоянный пульс тикает в такт с её собственным.
– Что теперь? – прошептала она, глядя на созвездия, как будто ждала услышать от них ответ.
И услышала голос Сема.
– Спать.
Фенна громко зевнула.
– Весной я запущу мельницу, – заявила Лотта. – Я пока не узнавала у Эдды, но мне интересно, сможем ли мы получать ещё больше электричества для театра.
Сем оживился.
– У меня возникли кое-какие идеи насчёт кукол. У Брэма – красивые эскизы, но у меня появились свои задумки.
– И мы что-нибудь придумаем со свистом для Фенны, – проговорила Лотта. – Только представьте: истории, марионетки, электрические огни и наша собственная птичья певица.
Фенна тихо хихикнула, её глаза поблёскивали в свете фонариков.
– Как бы чудесно это всё ни звучало, – серьёзным тоном произнесла Милу, – но у нас с Эгом есть важная задача. Надо узнать происхождение платка. Нам потребуется время, чтобы постучаться во все двери в Амстердаме.
– Хорошо, что у меня уже имеется карта местности, – заметил Эг. – Мы можем вычёркивать каждый дом, который проверили.
Милу не видела его лица, но он растягивал слова, и она понимала, что мальчик улыбается.
– Это место – просто мечта, – добавила Лотта, непринуждённо болтая ногами в штанинах и постукивая башмаками с деревянными подошвами по стволу. – Я никогда не захочу отсюда уезжать. Здесь столько возможностей, столько всего можно сделать.
– А я, если честно, мечтаю поспать, – откликнулся Сем. – Как минимум неделю.
Скрипнула дверь, и из своего дома вышла Эдда. Она направилась прямо к ним по дорожке.
– Похоже, вы хотите, чтобы мы все лежали в кроватях, – вздохнула Лотта и спрыгнула с ветки. – Уже очень поздно. Нам давно пора спать.
– Э-э-э, – пробормотала Эдда и моргнула. – Да… Я согласна, это очень разумно, но сейчас мне нужно поговорить с Милу, хорошо?
Она адресовала вопрос Милу и смотрела немного настороженно. Девочка кивнула.
Эг и Фенна тоже слезли с тиса. Сем перекинул одну ногу через ствол и едва не упал. Лотта подхватила его прежде, чем он свалился на землю. Фенна поднесла пальцы к губам и пронзительно свистнула: Моцарт спикировал на её плечо с верхней ветки. Дети пересекли мостик и скрылись на мельнице Поппенмейкеров, превратившись в смутные силуэты за кисейными занавесками: кукольный спектакль про усталость, которая валит с ног.
Эдда молчала, устремив взгляд на сад, её лицо было скрыто в тени. Плечи женщины поднялись и опустились, а потом она забралась на ветку рядом с Милу.
– У меня никогда не получалось нормально залезать на этот тис, – пропыхтела она, усевшись и с опаской посмотрев вниз. Можно было подумать, что она сидит на краю утёса. – Лизель и Тибальт надо мной не смеялись, они даже спускались на нижнюю ветку. Когда я отправлялась спать, они снова забирались на верхушку и любовались звёздами.
– Знаю, – сказала Милу со слабой улыбкой. – Я нашла там их имена.
Неловкий момент прошёл. Завыл ветер.
– Вы подсматривали за нами в ту первую ночь, правда? – спросила Милу.
Эдда усмехнулась.
– Да. Но я совершенно точно не ожидала увидеть пятерых детей, мастерящих поддельного отца.
Она тяжело вздохнула.
– Мне жаль, если моё любопытство тебя встревожило, – Эдда помолчала, её лицо стало непроницаемым. – Ты не любишь меня, верно?
– Не любила, – призналась Милу и скорчила рожицу. – Я ведь думала, что вы можете оказаться оборотнем.
Бровь Эдды выгнулась, как натянутая тетива лука, и женщина громко рассмеялась.
– Согласна, что это безумие, – простонала Милу.
– Да уж, – произнесла Эдда. Она перестала смеяться и посерьёзнела. – Я считаю, что ты безумно чудесная. Все вы. Я могла наблюдать за вами и увидела, чего вы достигли. Вы усердно добивались своей цели. И как великолепно у вас это получалось, – Эдда вновь тепло улыбнулась. – В нашем мире нужно побольше такого безумия, которое есть у тебя. Пожалуйста, не меняйся.
Милу тоже хотелось улыбнуться, но она закусила губу.
Возможно, Эдда права. Они многого добились впятером, но Милу всё равно переживала: наверное, её друзья не подверглись бы стольким опасностям, если бы не её дикое воображение и глупые теории.
– То, что вы – оборотень, ещё не самое безумное предположение, в котором я себя убедила.
Она вытащила из рукава «Книгу теорий» и протянула Эдде. Та прочитала несколько первых записей, закрыла тетрадку, отдала её Милу и порылась в своём кармане.
– Кстати, я вот о чём хотела с тобой поговорить, – Эдда вытащила карточку и прижала к груди. – Я целых двенадцать лет не виделась с Тибальтом. К сожалению, я ничего не слышала про охотников на оборотней и секретных шпионов, но кузена всегда отчаянно тянуло к приключениям. Как и тебя.
Она протянула карточку Милу.
– Что это?
– Фотография, которую он прислал мне пару лет назад. Разумеется, никакого обратного адреса, но, думаю, таким образом он хотел сказать, что не забыл меня. Можешь взять её, если хочешь.
Милу сняла с ветки фонарик и поднесла карточку к свету. У девочки перехватило дыхание, она несколько раз моргнула, вглядываясь в изображение, но оно, конечно, не изменилось.
Фотограф запечатлел воздушный шар. Тот ещё не поднялся в воздух, но, похоже, мог вот-вот взлететь. А под круглым чёрным шаром находилась не гондола, а обычная плетёная корзина. Милу вглядывалась в изображение, понимая, что на заднем фоне расстилается снежный пейзаж.
В корзине стояли двое. У одного была копна иссиня-чёрных волос, очки гогглы скрывали глаза. Вторым пассажиром оказался крупный волкодав.
Милу перевернула карточку. На обратной стороне была только одна строчка.
«Видела бы ты здешнее небо».
Когда Милу снова перевернула фотографию, Эдда показала пальцем на уголок карточки. Там небрежным почерком были нацарапаны четыре слова и четыре цифры.
«Шпицберген, Северный полярный круг, 1890».
У Милу мурашки побежали по коже головы, а на губах расцвела лёгкая улыбка.
– Интересно, не подружился ли он там с белыми медведями?
– Я не удивлюсь, если глупая собака Тибальта не съела одного целиком.
Милу вздрогнула.
– Как думаете, он был на острове Ява?
