Но когда-нибудь и этот труд будет закончен. Теобальд не увидит этого, хотя и увидит много больше, чем Феликс; сыну Теобальда предстоит узреть еще больше. А его сыновья смогут бродить по звездам, не ведая границ.
Феликса радовало, что Теобальд, похоже, наконец-то избавился от нелепого отождествления Жюстины с Карвалой. Правда, он как будто не очень любил младенца, но не стоило ожидать от него слишком многого. Мальчик казался скорее озадаченным и заинтересованным сестренкой. Вот он наклонился над ее колыбелью. Но кажется, он…
– Теобальд!
Мальчик быстро выпрямился.
– Что ты там делаешь?
– Ничего.
Может быть… Однако выглядело это так, будто он ее ущипнул.
– Ладно, только лучше бы ты поискал другое место, чтобы заниматься этим. Ребенку сейчас нужно спать.
Бальди бросил на сестру быстрый взгляд и отвернулся. А потом медленно пошел вниз, к воде.
Посмотрев на жену, Гамильтон снова улегся. Филлис все еще спала. А вокруг простирался прекрасный мир, наполненный множеством интересных вещей. И самыми интересными из них были дети. Феликс посмотрел на Теобальда. Мальчик и сейчас был очень забавен, но станет еще интереснее, когда вырастет, – если только Гамильтон сумеет удержаться и не свернет ему до тех пор его упрямую тонкую шею!
Утраченное наследие
1
«Имеющий глаза, да увидит»
– Здорово, мясник! – Доктор Филип Хаксли положил на стол коробочку с игральными костями, которую вертел в руках, и ногой пододвинул стул. – Садись.
Доктор Коуберн, демонстративно проигнорировав это приветствие, отдал свой желтый плащ и промокшую фетровую шляпу негру-гардеробщику факультетского клуба, уселся на стул и заметил, обращаясь к негру:
– Слышал, Пит? Этот знахарь, возомнивший себя психологом, имеет наглость называть меня, дипломированного врача, хирурга, мясником! – Несмотря на резкие слова, в его голосе звучал лишь мягкий упрек.
– Осторожно, Пит, не давай ему запудрить тебе мозги, – сказал Хаксли. – Если доктор Коуберн заманит тебя в операционную, он вскроет тебе череп просто из любопытства – чтобы посмотреть, что там у тебя тикает. А потом сделает себе из него пепельницу.
Негр осклабился, вытирая столик, но ничего не ответил.
Коуберн хмыкнул и покачал головой:
– И мне приходится выслушивать такое от знахаря! Все ищешь Маленького Человечка, Которого Там Не Было, Фил?
– Если ты говоришь о парапсихологии, то да.
– Ну и как успехи?
– Неплохо. В этом семестре у меня, слава богу, поменьше лекций. Ужасно надоело объяснять наивным желторотикам, как мы мало знаем о том, что у нас в котелках варит. Хочу заняться наукой.
– Наукой все хотят заняться. Набрел на что-нибудь стоящее?
– Похоже. Сейчас вот развлекаюсь с одним студентом с юридического – Вальдесом.
Коуберн поднял брови:
– Ну и? Наконец-то настоящее ЭСП?
– Вроде того. Он немного ясновидящий. Если видит одну сторону предмета, то и другую тоже видит.
– Вздор!
– «Если ты такой умный, почему бедный?» Я проверял его очень тщательно: он действительно может заглядывать за угол.
– Хм… Как говаривал мой покойный дедушка Стоунбендер: «У Бога много козырей в рукаве, Он не все на стол выкладывает». Да, с твоим студентом я бы в покер играть не сел.
– Между прочим, он профессиональный игрок. Потому и сделал ставку на юридический факультет.
– Узнал, как он это делает?
– Нет, черт побери! – Хаксли озабоченно забарабанил пальцами по столу. – Будь у меня хоть немного денег, я бы собрал достаточно материала, чтобы начать серьезную работу. Помнишь, каких результатов Раин добился в Дьюке?
– Так почему бы тебе не поднять шум? Пойди в Совет и выбей из них деньги. Скажи, что ты прославишь Западный университет.
Хаксли помрачнел еще больше:
– Не выйдет. Я говорил с деканом; он даже не разрешает мне обсудить этот вопрос с ректором. Боится, что старый олух прижмет факультет еще больше. Понимаешь, официально мы считаемся бихевиористами
[19]. Любой намек на то, что в сознании есть нечто необъяснимое с точки зрения физиологии или механики, воспримут с таким же удовольствием, как сенбернара в телефонной будке.
На стойке у гардеробщика зажегся красный телефонный сигнал. Он выключил передачу новостей и снял трубку:
– Алло… Да, мэм, есть. Сейчас позову. Вас к телефону, доктор Коуберн.
– Переключи сюда. – Коуберн повернул видеофон экраном к себе, на нем появилось лицо молодой женщины. Хирург поднял трубку. – Что там? И давно это случилось?.. Кто ставил диагноз?.. Прочитайте еще раз… Покажите-ка мне историю болезни. – Он внимательно изучил картинку на экране, затем сказал: – Хорошо. Сейчас буду. Готовьте больного к операции.
Коуберн выключил видеофон и повернулся к Хаксли:
– Придется идти, Фил. Несчастный случай.
– Какой?
– Тебе будет интересно. Трепанация черепа. Возможно, частичное иссечение головного мозга. Автомобильная авария. Идем, посмотришь, если у тебя есть время.
Говоря это, он надел плащ, затем повернулся и размашистым шагом вышел через заднюю дверь. Хаксли схватил свой плащ и поспешил следом.
– А почему, – спросил он, поравнявшись с другом, – им пришлось тебя искать?
– Оставил карманный телефон в другом костюме, – коротко ответил Коуберн. – Специально: хотел немножко отдохнуть. Не повезло.
Они быстро шагали на северо-запад по галереям и проходам, соединявшим студенческий клуб с научным комплексом, игнорируя слишком медленно ползущие пешеходные дорожки. Но, добравшись до конвейерного туннеля под Третьей авеню напротив Медицинского института Поттенгера, обнаружили, что он затоплен и отключен, и были вынуждены сделать крюк до туннеля на Фэрфакс-авеню. Коуберн, как человек справедливый, ругательски ругал всех подряд, стараясь никого не забыть – ни инженеров, ни комиссию по планированию, ни торговую палату, – за то, что Южную Калифорнию весной то и дело заливают жуткие дожди.
Они сняли мокрые плащи в ординаторской и пошли в хирургическую раздевалку. Санитар помог Хаксли надеть белые брюки и полотняные бахилы, и они прошли в соседнюю комнату к умывальникам. Коуберн предложил Филу помыться тоже, чтобы тот мог наблюдать за операцией вблизи. Ровно три минуты, по маленьким песочным часам, они драили себя едким зеленым мылом, а затем молчаливые ловкие медсестры надели на двух друзей халаты и перчатки. Хаксли чувствовал себя неловко оттого, что ему помогала одеваться медсестра; ей пришлось встать на цыпочки, чтобы натянуть рукава халата. Наконец, подняв руки в перчатках, словно держа на них моток пряжи, друзья прошли через стеклянную дверь в третью операционную.
