– Великая Гага, голливудский вампир, готова! Все видит, все знает, а говорит еще больше. Гадание, лечение зубов, развлечения для всей семьи.
– Перестань паясничать. Начнем с простой телепатии. Сосредоточься, пожалуйста. А ты, Бен, сними карты.
Коуберн снял.
– А теперь что?
– Сдавай их по одной – так, чтобы мы с тобой видели, а Джоан нет. Называй, малышка.
Бен начал медленно сдавать. Джоан монотонно заговорила:
– Семерка бубновая; червовый валет; червовый туз; тройка пик; десятка бубновая; шестерка трефовая; десятка пиковая; восьмерка трефовая…
– Бен, я впервые в жизни вижу тебя удивленным.
– Так ведь она назвала всю колоду без единой ошибки! Даже у дедушки Стоунбендера не получилось бы лучше!
– Высокая оценка, дружище. Давай попробуем по-другому. Я отвернусь и не буду смотреть на карты. Не знаю, что получится: мы всегда работали с ней вдвоем. Теперь попробуй ты.
Через несколько минут Коуберн положил последнюю карту.
– Здорово! Ни одной ошибки.
Джоан встала и подошла к столу.
– А почему в этой колоде две червовые десятки? – Она вытащила из колоды карту. – Ага! Ты думал, седьмая карта – червовая десятка, а это бубновая десятка. Видишь?
– Верно, – согласился Бен. – Извини, что я сбил тебя с толку. Здесь маловато света.
– Джоан больше озабочена художественным эффектом освещения, чем собственным зрением, – объяснил Фил. – Я рад, что так получилось; это доказывает, что она применяла телепатию, а не ясновидение. Теперь попробуем немножко математику. Опустим элементарное, вроде кубических корней, сложения и логарифмов гиперболических функций. Можешь поверить мне на слово: все это для нее семечки. Позже, если захочешь, проверишь сам. Мы продемонстрируем тебе кое-что получше. Тут тебе и скоростное чтение, и абсолютная память, и работа с немыслимым количеством перестановок и сочетаний, и математический поиск выбора. Ты пасьянс умеешь раскладывать, Бен?
– Ну конечно.
– Тогда хорошенько перемешай карты и разложи пасьянс Кэнфилда
[25] слева направо, а потом раскрывай из оставшейся колоды по три карты до тех пор, пока не застрянешь.
– Ладно. А в чем тут смысл?
– Когда пасьянс застопорится, стасуй колоду разок и подними карты по одной так, чтобы Джоан быстро взглянула на картинку. Потом подожди минутку.
Коуберн молча сделал все, что его просили. Джоан сказала:
– Придется тебе повторить, Бен. Я вижу только пятьдесят одну карту.
– Наверное, две слиплись. Постараюсь поаккуратнее.
Он повторил процедуру.
– Теперь пятьдесят две. Хорошо.
– Ты готова, Джоан?
– Да, Фил. Поехали, складывай: черви на шестерку, бубны на четверку, пики на двойку, трефы не трогай.
Коуберн взглянул с недоверием:
– Ты хочешь сказать, что так пасьянс сойдется?
– Попробуй и увидишь.
Бен начал неспешно раскладывать пасьянс. В одном месте Джоан его прервала.
– Нет, сюда лучше положи кучку с червовым королем, а не с пиковым. Если положишь пикового короля, то откроется трефовый туз, но как минимум три червовые карты окажутся недоступными.
Коуберн ничего не сказал, но последовал ее совету. Она еще дважды останавливала его и предлагала другой выбор.
Пасьянс сошелся в точности так, как она предсказала.
Коуберн взъерошил волосы и уставился на карты.
– Джоан, – спросил он смиренно, – у тебя головка не бо-бо?
– От этой чепухи? Да тут и думать-то не о чем.
– Знаешь, – серьезно проговорил Хаксли, – мне кажется, она действительно не напрягалась. Насколько я могу судить, мыслительный процесс совсем не требует потребления энергии. Очевидно, любой человек способен правильно думать без усилия. У меня есть подозрение, что как раз ошибочное мышление вызывает головную боль.
– Но, черт подери, как она это делает, Фил? Да у меня голова начинает болеть, как только я представлю себе, сколько времени ушло бы на решение этой проблемы обычными математическими методами!
– Не знаю, как она это делает. И она сама не знает.
– Тогда как же она научилась этому?
– Об этом поговорим позже. Сначала я хочу показать тебе наш pièce de résistance
[26].
– Нет, больше не могу. Я и так обалдел.
– Тебе понравится.
– Погоди-ка, Фил. Я сам хочу провести эксперимент. С какой скоростью Джоан читает?
– То, что находится в поле зрения, – мгновенно.
– Хм… – Бен вытащил из кармана пиджака пачку машинописных листов. – У меня здесь второй экземпляр статейки, которую я сейчас пишу. Пусть Джоан прочтет страничку. Ты согласна, Джоан?
– Конечно.
Коуберн вынул одну страницу из середины и протянул Джоан. Она мельком взглянула на нее и отдала ему. Он недоуменно спросил:
– В чем дело?
– Ни в чем. Проверяй, я начинаю. – И она быстро забубнила: – Страница четыре: «…согласно Каннингэму, издание пятое, страница пятьсот сорок семь, „…другой пучок волокон, а именно fasciculus spinocerebellaris (задний), проходящий вверх в боковой finiculus medulla spinallis, постепенно уходит из этой части medulla oblongata. Этот участок лежит на поверхности, и он…“».
– Довольно, Джоан, остановись. Бог знает, как тебе это удалось, но ты за долю секунды прочла и запомнила целую страницу, напичканную специальными терминами. – Он лукаво улыбнулся. – Однако на некоторых словах ты слегка спотыкалась. А дедушка Стоунбендер произнес бы все без запинки!
– Чего ты хочешь? Я не понимаю значения половины слов!
– Джоан, как ты научилась всему этому?
– Честное слово, доктор, не знаю. Это вроде того, как учишься ездить на велосипеде: свалишься раз, другой, третий, а потом в один прекрасный день садишься и едешь как ни в чем не бывало. А через неделю ездишь уже без руля и пробуешь всякие трюки. Вот так и со мной случилось – я знала, чего хочу, и в один прекрасный день научилась. Давайте продолжим, а то Фил уже нервничает.
Коуберн погрузился в задумчивое молчание и безропотно позволил Хаксли подвести себя к небольшому письменному столу в углу комнаты.
– Джоан, можно открыть любой ящик? Хорошо. Бен, вытаскивай ящик, все равно какой, вынимай из него что захочешь и клади туда что душе угодно. А потом, не глядя, перемешай все в кучу, вытащи несколько предметов и положи в другой ящик. Я хочу исключить возможность телепатии.
