Быть может, ценность обучения была бы не столь высока, если бы оно было разбито на вышеуказанные отдельные курсы. Но адепты, жившие на Шасте, могли обучать по всем предметам – и обучали. Хаксли, Коуберн и Джоан Фримэн учились у своих наставников умению заниматься самообучением и восприняли это так же естественно, как угорь находит дорогу в море: они словно вернулись домой после долгого отсутствия.
Все трое быстро делали успехи; поскольку они уже владели начатками восприятия и телепатии, наставники могли обучать их непосредственно, без слов. Вначале они научились управлять своим телом. Они добились контроля над каждой функцией, каждой мышцей, каждой тканью и каждой железой – то есть добились того, чем должен владеть каждый человек, но что забыли все, кроме горсточки никому не известных восточных кудесников. Они испытывали глубокое, восхитительное наслаждение, заставляя свое тело повиноваться и ощущая, как оно слушается их. Они познали свои тела в мельчайших подробностях, и тела больше не имели власти над ними. Усталость, голод, холод и боль уже не мучили их, а воспринимались скорее как полезные сигналы того, что за хорошим двигателем нужно ухаживать.
Да и двигатель уже не требовал такого ухода, как раньше. Телом управлял рассудок, который точно знал возможности организма и их пределы. Более того – осознание этих возможностей позволило развить их до максимума. Проработать целую неделю без отдыха, пищи и воды стало теперь столь же привычным, как раньше – проработать все утро. Умственная же деятельность вовсе не прекращалась, разве что они сами прекращали ее волевым усилием. Она продолжалась и во сне, ей не мешали ни послеобеденная истома, ни скука, ни внешние раздражители, ни мышечная активность.
А величайшим наслаждением оказалась левитация.
Летать по воздуху, зависать в мягкой перине какого-нибудь облака, спать, как когда-то Магомет, паря под потолком, – это были совершенно неизведанные чувственные наслаждения, недоступные им ранее. Только во сне, пожалуй, прежде приходилось им смутно испытывать нечто подобное. Особенно пристрастилась к новой забаве Джоан. Однажды она исчезла на целых два дня, совсем не опускаясь на землю, деля небо с ветром и ласточкой, а ледяной воздух высот ласкал ее распаленное тело. Она пикировала вниз и взмывала вверх, делала петли, спирали, а потом, поджав колени к подбородку, падала из стратосферы на макушку дерева.
Ночью Джоан пристроилась в сопровождение к трансконтинентальному самолету. Невидимая, так как находилась выше самолета, она пролетела вместе с ним около тысячи миль. Когда ей это наскучило, она на миг прижалась щекой к единственному освещенному иллюминатору и заглянула внутрь. Пораженный оптовый торговец, встретившись с ней взглядом, решил, что сподобился увидеть ангела. Прибыв на место, он прямо из аэропорта отправился в адвокатскую контору и учредил стипендии для студентов-богословов.
Хаксли левитация давалась с трудом. Его пытливый ум требовал объяснения, каким образом, почему воля способна отменить неумолимый «закон» тяготения, – а сомнения ослабляли его волю. Наставник терпеливо убеждал Фила:
– Вы знаете, что неосязаемая воля может влиять на перемещение массы в континууме, вы ощущаете это всякий раз, когда двигаете рукой. Разве у вас пропадает возможность двигать рукой оттого, что вы не можете дать рациональное объяснение этой загадке? Жизнь способна воздействовать на материю, вы это знаете, вы непосредственно пережили это. Это факт. А существование любого факта не требует причины в том неограниченном смысле, в каком вы задаете вопрос. Факт просто предстает перед нами во всей своей наготе – и мы принимаем его. Можно заметить связи фактов друг с другом, а связи – это тоже факты; но проследить связи до их конечных значений рассудком невозможно: ведь он сам по себе относителен. Сначала скажите мне, почему вы существуете… а потом я вам скажу, почему возможна левитация.
А теперь, – продолжил он, – войдите со мной в соединение и попытайтесь почувствовать, что я ощущаю во время левитации.
Фил сделал очередную попытку.
– Не получается, – заметил он с несчастным видом.
– Посмотрите вниз.
Фил взглянул, ахнул и упал на пол с трехфутовой высоты. В ту же ночь он отправился вместе с Беном и Джоан летать над Сьеррами.
Наставника немного позабавило рвение, с которым они предались новому виду спорта, ставшему им доступным благодаря недавно обретенной способности управлять своим телом. Наставник знал, что их радость естественна и нормальна, что она вполне соответствует уровню их развития, как знал он и то, что вскоре они сами поймут, чего стоит эта радость, а тогда будут готовы переключить свой разум на более серьезную работу.
– Нет, брат Хуниперо не был единственным, кто наткнулся на эти летописи, – уверил их Чарльз, не прекращая рисовать во время разговора. – Вы наверняка заметили, что в любой религии горы имеют важное значение. Должно быть, некоторые из них являются хранилищами древних летописей.
– Разве точнее ничего не известно? – спросил Фил.
– Точно известно во многих случаях, к примеру, про Верхние Гималаи. Но я говорю о тех выводах, которые может сделать умный человек из всем известных фактов. Посмотрите, сколь многие горы имеют первостепенное значение в различных религиях: Олимп, Попокатепетль, Мауна-Лоа, Эверест, Синай, Тянь-Шань, Арарат, Фудзияма, некоторые вершины Анд. И в каждой религии есть рассказ о том, как Учитель приносит людям наставления, полученные им на горе. Гаутама, Иисус, Джозеф Смит
[33], Конфуций, Моисей. Все они спускаются с гор и рассказывают истории о Сотворении мира, грехопадении и искуплении.
Самый лучший из всех старых рассказов – «Бытие». Если принять во внимание, что он впервые был записан на языке диких кочевников, то это точный и подробный отчет.
Хаксли ткнул Коуберна кулаком в бок:
– Как тебе это нравится, дорогой скептик? – Затем обратился к Чарльзу: – Бен – убежденный атеист с тех пор, как впервые обнаружил у Санта-Клауса накладные усы; его больно задевает тот факт, что столь дорогие его сердцу сомнения опровергнуты.
Коуберн невозмутимо усмехнулся:
– Спокойнее, сынок. Я и сам могу выразить мои сомнения, без посторонней помощи. Кстати, некоторые из них пришли мне в голову во время вашего рассказа, Чарльз. Не все эти горы достаточно стары; вряд ли их могли использовать для хранения старинных архивов – ну, например, Шасту. Она вулканического происхождения и, пожалуй, слишком молода для подобной цели.
