– Я ожидал этой встречи, – весело сказал он. – Я, можно сказать, давно мечтаю о ней.
Существо выбралось из каталки и двинулось по воздуху к Хоу. Его рост и манера передвигаться создавали неприятное впечатление, что оно идет на невидимых ногах. Хоу просигналил Джоан:
– Оно начинает. Ты сможешь удержать остальных, милая?
– Думаю, что да.
– С Богом!
Хоу использовал все, чему научился за сто тридцать лет напряженного труда, сосредоточившись на одной-единственной цели – на телекинетическом контроле. Он избегал контакта с разумом злобного существа, противостоявшего ему, и направил все усилия на то, чтобы разрушить его физическую оболочку.
Существо остановилось.
Медленно, очень медленно, как это бывает с неосторожным ныряльщиком, когда его сплющивают морские глубины, или с апельсином, попавшим в соковыжималку, сокращались пространственные пределы его существования. Невидимая сфера заключила его в себя и уменьшила.
Существо втягивалось в нее все глубже и глубже. Короткие обрубки ног прижались к плотному туловищу. Голова пригнулась к груди, чтобы избежать неумолимого давления. На миг оно собрало всю свою извращенную злую волю и попыталось дать отпор. Джоан вздрогнула: ее на мгновение захлестнуло тошнотворной злобной волной.
Но Хоу был неколебим; сфера вновь начала уменьшаться.
Безглазый череп раскололся. В тот же миг сфера сжалась до минимального размера. Двадцатидюймовый шарик повис в воздухе, он был столь омерзителен на вид, что вглядываться в него не хотелось.
Хоу, частицей разума удерживая на месте теперь уже безвредную кучку грязи, спросил:
– С тобой все в порядке, милая?
– Да, Старейший. Когда мне стало плохо, мастер Лин пришел на помощь.
– Я это почувствовал. А теперь давай займемся остальными. – Вслух он сказал: – Что вы предпочитаете: присоединиться к вашему шефу или же забыть то, что вы знаете? – И он пошевелил пальцами, как будто сжимая что-то.
Человек с сигарой пронзительно завопил.
– Как я понимаю, это ваш ответ, – сказал Хоу. – Очень хорошо. Джоан, передавай их мне по одному.
Он провел тонкую работу с их мозгом, разглаживая узоры коллоидных градиентов, образовавшиеся в результате жизненного опыта.
Через несколько минут в комнате осталось четверо человек – вполне вменяемых, но несколько инфантильных – и кровавое месиво на коврике.
Коуберн вошел в комнату незваным гостем.
– Игра окончена, голубчики, – весело объявил он и направил указательный палец на одного из троих мужчин. – Вот тебе!
Из пальца с треском выбилось пламя и объяло врага.
– И тебе.
Пламя вылетело вновь.
– Ты тоже получай!
И третий подвергся очищению огнем.
Брат Артемис, «Божий Гнев», стоял перед телевизионной камерой.
– А если все это неправда, – прогремел он, – да поразит меня Господь на этом месте!
В заключении коронера говорилось лишь о сердечной недостаточности, что мало объясняло обугленное состояние его останков.
Политический митинг пришлось отменить, поскольку главный оратор так и не появился. Безымянный бродяга был найден лежащим среди разбросанных карандашей и жевательных резинок. Директор девятнадцати крупных корпораций довел до истерики свою секретаршу: диктуя очередное распоряжение, он вдруг запнулся, вступил сам с собой в дискуссию и под конец впал в беззаботный идиотизм. Знаменитая звезда стерео– и телевидения внезапно исчезла. Пришлось спешно сочинять некрологи для семи конгрессменов, нескольких судей и двух губернаторов.
В тот вечер традиционную вечернюю песню в лагере «Марк Твен» пели без директора Моултона. Он был на общей конференции братьев, собравшихся во плоти впервые за многие годы.
Войдя в зал, Джоан огляделась.
– А где мастер Лин? – спросила она у Хоу.
Несколько мгновений он молча смотрел на нее. Впервые за два года, прошедшие после их первой встречи, ей показалось, что Хоу растерялся.
– Милая, – мягко сказал он, – ты, должно быть, успела понять, что мастер Лин оставался с нами ради нас, а не ради себя самого. Кризис, которого он ожидал, успешно разрешился, остальную работу нам предстоит выполнить без него.
Джоан почувствовала, что ей что-то сдавило горло.
– Вы… вы хотите сказать…
– Он был очень стар и очень, очень устал. Последние сорок лет его сердце продолжало биться только благодаря постоянному контролю.
– Но почему же он не омолодился?
– Он этого не хотел. Он не мог оставаться с нами до бесконечности, после того как вырос.
– Да. – Она прикусила дрожащую губу. – Да. Верно. Мы все еще дети, а у него есть другие дела… но… О Лин! Лин! Мастер Лин! – И она опустила голову на плечо Хоу. – Почему ты плачешь, Маленький Цветок?
Резким движением она подняла голову:
– Мастер Лин!
– Разве не может произойти то, что уже происходило? Разве существует прошлое или будущее? Неужели ты так плохо усвоила мои уроки? Разве я сейчас не с тобой, как всегда? – И в этой мысли она ощутила волнующую, неподвластную времени веселость, ту любовь к жизни, которая была отличительной чертой доброго китайца.
Мысленно Джоан сжала руку Хоу.
– Извините, – сказала она. – Я была не права.
Она расслабилась, как учил ее Лин, и позволила своему сознанию погрузиться в грезы, обнимающие время в единый бессмертный поток настоящего.
Хоу, видя, что она успокоилась, занялся конференцией и связал всех присутствующих в единую телепатическую сеть.
– Полагаю, все вы знаете, зачем мы собрались, – подумал он. – Я отслужил свой срок; мы вступаем в иной, более активный период, требующий от Старейшего таких качеств, какими я не обладаю. Я созвал вас, чтобы обдумать ситуацию и утвердить избранного мной преемника.
Хаксли почему-то вдруг стало трудно следить за мыслями. «Должно быть, я просто устал», – подумал он про себя.
И тут же вновь услышал мысли Хоу:
– Да будет так; мы все согласны! – Старейший посмотрел на Хаксли. – Филип, принимаешь ли ты назначение на этот пост?
– Что?!
– Ты теперь Старейший. Избран единогласно.
– Но я… я еще не готов.
– Мы тоже так считаем, – спокойно ответил Хоу. – Но нам нужны твои таланты. Именно сейчас. А под бременем ответственности ты быстро вырастешь.
– Выше нос, дружище! – пришло личное послание от Коуберна.
– Все будет в порядке, Фил. – Это уже Джоан. На секунду Хаксли показалось, будто он слышит рассыпчатый довольный смешок мастера Лина.