– Но при этом предполагается, что боги никак не откликаются на их молитвы, – заметил как-то один из советников.
Он был прав: не могло быть и речи о том, чтобы богу вздумалось в самом деле сойти с пьедестала и предпринять какие-нибудь действия.
– А разве этот их бог Мот что-нибудь сделал? Кто-нибудь это видел?
– Нет, ясноликий, но…
– Так что он сделал?
– Мы не можем этого знать. Никому еще не удалось проникнуть в их храмы.
– Разве я не распорядился, чтобы никто не беспокоил рабов, когда они поклоняются своим богам? – ласковым тоном, не предвещавшим ничего хорошего, осведомился принц.
– Конечно, ясноликий, конечно, – поспешил заверить его советник, – их никто не беспокоит. Но ваши секретные агенты ни разу не смогли войти в храм для проверки, как ни пытались маскироваться.
– Да? Может быть, они просто плохо маскировались? Что же им мешало?
Советник покачал головой:
– В этом все дело, ясноликий. Никто из них не может вспомнить, что произошло.
– Не может быть. Что за нелепость? Приведите ко мне кого-нибудь из них, я сам его допрошу.
Советник развел руками:
– Мне очень жаль, ваше высочество…
– Ах вот что? Ну конечно. Да почиют их души в мире. Поглаживая свое пышно расшитое шелковое одеяние, принц погрузился в размышления. Его взгляд упал на резные шахматы необыкновенно тонкой работы, расставленные на доске сбоку от него, и он лениво передвинул пешку. Нет, это решение не годится: белые должны начать и дать мат в четыре хода, а так получается пять. Он снова повернулся к советнику:
– Может быть, стоило бы обложить их налогом.
– Мы уже пробовали…
– Без моего разрешения? – еще ласковее спросил принц.
На лице советника выступил обильный пот.
– Если бы это оказалось ошибкой, ясноликий, то мы хотели, чтобы ответственность за нее пала на нас.
– Вы полагаете, что я способен совершить ошибку? – В свое время, будучи совсем молодым губернатором провинции в Индии, принц написал учебник по управлению покоренными расами, изучение которого стало обязательным для каждого чиновника. – Ну хорошо, оставим это. Значит, вы обложили их налогом, и, вероятно, весьма обременительным. Ну и что?
– Они его платят, ваше высочество.
– Утройте его.
– Я не сомневаюсь, что они и тогда будут его платить, потому что…
– Удесятерите его. Назначьте такой высокий налог, чтобы они не смогли его уплатить.
– Но, ваше высочество, в этом-то и дело. Золото, которым они платят налог, – химически чистое. Наши доктора мирских наук утверждают, что оно изготовлено искусственно, путем трансмутации. Они в состоянии уплатить любой налог. Больше того, – поспешно продолжал он, – по нашему мнению, которое в любой момент может быть подправлено высшей мудростью, – он быстро поклонился, – это вообще не религия, а неведомая нам наука!
– Вы хотите сказать, что эти варвары обладают большими научными достижениями, чем раса избранных?
– Умоляю простить меня, ваше высочество, но что-то у них есть, и это что-то сказывается на моральном состоянии ваших людей. Число почетных самоубийств достигло угрожающе высокого уровня, и к нам поступает слишком много рапортов от служащих, которые ходатайствуют о разрешении вернуться в страну отцов.
– Я надеюсь, вы не поощряете таких ходатайств?
– Нет, конечно, ясноликий, но это приводит только к тому, что число почетных самоубийств среди людей, которые вынуждены общаться со служителями бога Мота, продолжает расти. Страшно сказать, ваше высочество, но, похоже, такое общение подрывает дух ваших возлюбленных чад.
– Хм. Я думаю… Да, пожалуй, мне надо повидаться с этим первосвященником бога Мота.
– Когда ясноликий хочет его видеть?
– Я вам об этом сообщу. А пока имейте в виду, мои ученые доктора – если только они не прожили на свете слишком долго и не перестали на что-то годиться – могут воспроизвести любое научное открытие, известное этим варварам, и найти способ ему противодействовать.
– Воистину так, ясноликий.
Наследный принц с любопытством смотрел на приближавшегося Ардмора.
«Этот человек, по-видимому, не испытывает страха. Нужно признать, что для варвара вид у него довольно внушительный. А что это светится у него над головой? Любопытно».
Наследный принц с интересом смотрел на приближавшегося Ардмора. Мужчина шел без страха, и принц был вынужден признать, что в этом человеке определенно было какое-то варварское достоинство. Это могло быть интересным. А что это за сияние вокруг его головы? Забавное самомнение.
Ардмор остановился перед принцем и, высоко воздев руку, произнес благословение.
– Ты просил меня прибыть к тебе, повелитель, – сказал он.
– Да.
«Неужели этот человек не знает, что он должен встать на колени?»
Ардмор огляделся вокруг:
– Не прикажет ли повелитель своим слугам принести мне стул?
«Нет, этот человек просто восхитителен – как жаль, что он должен умереть. Или можно придумать какой-нибудь способ оставить его при дворе для развлечения? Конечно, это будет означать неминуемую смерть для всех, кто присутствует при этой сцене, а потом, может быть, и для многих других, если он и дальше будет выкидывать такие занятные штуки. Но, пожалуй, цена не так уж и велика».
Он сделал знак рукой. Двое слуг, явно потрясенные происходящим, поспешно принесли табуретку. Ардмор сел. Взгляд его упал на шахматный столик. Принц заметил это и спросил:
– Ты играешь в эту мудрую игру?
– Так себе, повелитель.
– Как бы ты решил эту задачу?
Ардмор встал моментально и под внимательным взглядом принца подошел к шахматной доске. Придворные застыли в ожидании, безмолвные, как шахматные фигуры. Несколько мгновений Ардмор изучал позицию, затем сказал:
– Я бы пошел этой пешкой – вот так.
– Да? Весьма неожиданный ход.
– Но он необходим. После него следует мат в три хода, – впрочем, повелитель и сам это видит наверняка.
– Конечно. Да, это так. Но я пригласил тебя сюда не для игры, – добавил он, отводя взгляд от доски. – Мы должны поговорить о другом. Я с сожалением узнал, что поступают жалобы на твоих последователей.
– Что огорчает повелителя, огорчает и меня. Может ли твой слуга спросить, в чем провинились его чада?
Принц еще раз взглянул на шахматы, потом поднял палец, и один из слуг опустился перед ним на колени, подставив ему доску для письма. Принц обмакнул кисточку в тушь, быстро написал несколько иероглифов и запечатал бумагу перстнем. Слуга, кланяясь, отступил и передал послание другому, который поспешно вышел.
