«К чему он клонит?» – подумал Ардмор.
– Да нет, зачем? Конечно, должен быть какой-то переходный период, когда страной будут управлять военные, пока мы не разыщем всех членов правительства, кто остался в живых, и не организуем всеобщие выборы. Думаю, это будет несложно: ведь мы будем действовать через местных священников.
Кэлхун высоко поднял брови:
– И вы, дорогой мой человек, в самом деле хотите сказать, что всерьез намерены вернуться к этим давно устаревшим и неэффективным формам – выборам и тому подобному?
Ардмор ответил ему непонимающим взглядом:
– А что еще вы предлагаете?
– Но это же очевидно! Нам представляется уникальная возможность разом покончить со всеми прежними глупостями и ввести подлинно научный образ правления – власть человека, который будет избран за его ум и научную подготовку, а не за умение заигрывать с безграмотной толпой.
– Вы говорите о диктатуре? А где же мне найти такого человека? – спросил Ардмор с напускной мягкостью, не предвещавшей ничего хорошего.
Кэлхун не ответил, но весь его самодовольный вид говорил о том, что, по его мнению, долго искать нужного человека не придется.
Ардмор притворился, что не заметил проявленной Кэлхуном готовности служить нации.
– Впрочем, не важно, – заявил он, больше не скрывая возмущения. – Полковник Кэлхун, мне очень жаль, что приходится напоминать вам о вашем долге, но имейте в виду – мы с вами люди военные. А военные не должны совать нос в политику. Свой офицерский чин мы получили на основании конституции, и наш единственный долг – служить этой конституции. Если народ Соединенных Штатов пожелает изменить форму правления, он нам об этом сообщит! А пока – у меня есть свои обязанности, у вас свои, вот и выполняйте их.
Кэлхун, казалось, собирался разразиться речью, но Ардмор оборвал его:
– Это все. Выполняйте приказ, сэр!
Кэлхун круто повернулся и пошел прочь. Ардмор вызвал своего начальника разведки.
– Томас, – сказал он, – я поручаю вам самым тщательным образом, но осторожно следить за всеми действиями полковника Кэлхуна.
– Будет сделано, сэр.
– Все воздушные машины вернулись, сэр.
– Хорошо. Сколько всего доставлено?
– Минутку, сэр. На каждую машину пришлось примерно по шесть вылетов, значит, если считать и этот последний… мм… девять и два – одиннадцать… всего семьдесят один пленный за шестьдесят восемь вылетов.
– Потери есть?
– Только у паназиатов, всего…
– Черт возьми, это меня не интересует! У нас!
– У нас потерь нет, майор. Один из наших сломал руку – свалился с лестницы в темноте.
– Ну, это не так страшно. Скоро начнут поступать сообщения с мест о демонстрациях – во всяком случае, с восточного побережья. Сразу дайте мне знать.
– Будет сделано.
– И пришлите ко мне, пожалуйста, ординарца, я скажу ему, чтобы принес таблеток кофеина. Сами тоже примите – день будет нелегкий.
– Хорошая мысль, майор.
И адъютант вышел.
В шестидесяти восьми городах по всей стране полным ходом шла подготовка к демонстрациям, которые составляли второй этап «Плана дезорганизации, вариант № 4».
Священник храма в Оклахома-Сити поручил важную часть работы двум своим местным помощникам – водителю такси Патрику Минковски и оптовому торговцу Джеку В. Смиту. Они были заняты тем, что прилаживали железные кандалы на ноги Голоса Десницы – наместника Паназиатской империи в Оклахома-Сити. Обнаженное безжизненное тело паназиата было распростерто на длинном рабочем столе в мастерской, расположенной под храмом.
– Готово, – объявил Минковски. – Без нагрева лучше не заклепать. Но ему и так будет нелегко от этой штуки избавиться. Где там трафарет?
– Вон он, сзади тебя. Капитан Айзекс говорил, что надо потом заварить шов его посохом, только мне кажется, что не стоит возиться. А как-то странно называть священника капитаном Айзексом. Думаешь, мы теперь и правда в армии – я имею в виду, по закону?
– Толком не знаю. Меня одно интересует – как бы покрепче насолить этим плоскомордым макакам.
Но думаю, что да: раз Айзекс офицер, значит он имеет право вербовать новобранцев. Послушай, где у него должен быть рисунок – на спине или на животе?
– Давай сделаем с обеих сторон. Странная все-таки это история с армией. Ходишь себе в церковь, а потом раз – и это, оказывается, воинская часть, и тебе велят принести присягу.
– Лично меня это вполне устраивает, – заметил Минковски. – «Сержант Минковски» – звучит совсем неплохо. Меня не взяли в армию раньше из-за больного сердца. А что до церкви, то все эти сказки про великого бога Мота не для меня, я сюда ходил только ради того, чтобы бесплатно поесть и свободно вздохнуть.
Он снял трафарет со спины азиата, а Смит принялся закрашивать быстросохнущей несмываемой черной краской обведенный тонкой линией контур иероглифа.
– Интересно, что это по-ихнему означает?
– А разве ты не слышал? – спросил Смит и перевел ему.
На лице Минковски появилась восхищенная улыбка.
– Вот это да! – протянул он. – Если бы кто-нибудь попробовал сказать такое мне, ему бы не поздоровилось. А ты меня не разыгрываешь?
– Да нет. Я был в центре связи, когда этот рисунок передавали из Главного храма… то есть из штаба. И вот еще какая любопытная штука. Я видел на экране того типа, который передавал рисунок, так он тоже азиат, точь-в-точь как вот эта макака. – Смит ткнул пальцем в сторону бесчувственного тела Голоса Десницы. – Но его называли «капитан Даунер» и обращались с ним так, как будто он из наших. Что бы это могло значить?
– Не знаю. Наверное, он за нас, иначе не был бы в штабе и на свободе. У меня краска осталась, что с ней делать?
Применение оставшейся краске нашлось – капитан Айзекс заметил это сразу, как только вошел, чтобы посмотреть, как идут дела. Он с трудом сдержал улыбку.
– Я вижу, вы тут добавили кое-что от себя, – заметил он, стараясь, чтобы его голос звучал как можно официальнее.
– Жаль было, что краска пропадает, – объяснил находчивый Минковски. – Уж очень он был весь голый.
– Ну, это дело вкуса. Я бы сказал, что так он выглядит еще голее. Ну ладно, оставим это. Поторопитесь, ему нужно еще обрить голову. Мне уже вот-вот пора уходить.
Пять минут спустя Минковски и Смит стояли в ожидании у дверей храма. На полу у их ног лежал Голос Десницы, завернутый в одеяло. К храму на полной скорости подъехал полугрузовой дуоцикл и резко затормозил у самого входа. Раздался гудок, и из окна машины высунулась голова капитана Айзекса, который сидел на месте водителя. Минковски, бросив сигарету, взял лежавшего на полу азиата за плечи, а Смит за ноги, они с трудом подняли его и подтащили к машине.
