– Мистер, – наконец сказал он, – я не могу налить вам еще, пока вы не сдадите мне под расписку оружие и не позволите одолжить вам повязку.
– Вот как? Ну ладно, если так – значит мне хватит. Спокойной ночи.
– Пока.
2
«Богач, бедняк, нищий, вор…»
Телефон заныл, едва Гамильтон вошел в дом.
– Фиг тебе, – сказал Феликс, – лично я собираюсь поспать.
Первые два слова были кодом, заложенным в аппарат, и тот горестно смолк на середине зова.
В качестве превентивной меры Гамильтон проглотил восемьсот единиц тиамина, поставил кровать на пять часов непрерывного сна, швырнул одежду куда-то в сторону робота-лакея и вытянулся на простынях. Под оболочкой матраса стала медленно подниматься вода, пока Феликс не всплыл – сухой, в тепле и уюте. Когда дыхание его успокоилось, колыбельная мало-помалу стихла. А как только работа сердца и легких с уверенностью засвидетельствовала глубокий сон, музыка умолкла совсем, выключившись без малейшего щелчка.
«Тут вот еще что, – говорил ему Монро-Альфа, – у нас избыток генов. В следующем квартале каждый гражданин получит по девяносто шесть хромосом…» – «Но мне это не нравится», – запротестовал Гамильтон. Монро-Альфа радостно улыбнулся. «Должно понравиться, – заявил он. – Цифры не лгут. Все получится сбалансированно. Я вам покажу». Он шагнул к своему главному интегратору и включил. Зазвучала и стала нарастать музыка. «Слышите? – спросил Монро-Альфа. – Это все доказывает». Музыка стала еще громче. И еще.
Гамильтон почувствовал, что вода ушла, не оставив между ним и губчатой подстилкой ничего, кроме простыни да водонепроницаемой оболочки. Протянув руку, он приглушил звук будильника, и тогда до него дошел настойчивый голос телефона:
– Лучше обратите внимание, босс! У меня неприятности. Лучше обратите внимание, босс! У меня неприятности. Лучше обратите внимание, босс! У меня неприятности…
– У меня тоже. Полчаса!
Аппарат послушно затих. Нажав кнопку завтрака, Гамильтон прошел в душ и, бросив по дороге взгляд на циферблат, решил воздержаться от длительной процедуры. К тому же он проголодался. Так что четырех минут хватит.
Теплая мыльная эмульсия покрыла его тело, потом была сдута потоком воздуха, который на исходе первой минуты сменился игольчатым душем той же температуры. Потом колючие струйки стали прохладнее, а затем хлынул сплошной мягкий поток, оставивший после себя ощущение свежести и прохлады. Комбинация эта была собственным изобретением Гамильтона, и ему было все равно, что говорят физиотерапевты.
Поток воздуха быстро высушил кожу, оставив минуту для массажа. Гамильтон поворачивался и потягивался под настойчивым нажимом тысячи механических пальцев, пока не решил, что вставать все-таки стоило. Затем псевдопальцы оставили его в покое. На секунду он прижал лицо к капиллотому, после чего душевая обрызгала его духами и на прощанье легонько припудрила. Гамильтон вновь почувствовал себя человеком.
Он выпил большой стакан сока сладкого лимона и, прежде чем включить обзор новостей, всерьез потрудился над кофе.
В обозрении не было ничего, что стоило бы сохранить в записи.
«Отсутствие новостей, – подумал он, – делает страну счастливой, но завтрак – скучным».
Дюжина сжатых видеосюжетов промелькнула перед Гамильтоном, прежде чем он переключил один из них на подробную версию. Не то чтобы там содержалось что-то важное – просто это касалось его лично.
– Игровая площадка Дианы
[8] открыта для публики! – провозгласил диктор, и вид ущербной Луны на экране сменился контрастным пейзажем лунных гор; глубоко под ними взгляду открылось сияющее зрелище рукотворного рая. Гамильтон нажал на клавишу «расскажи больше».
– Лейбург, Луна. Игровая площадка Дианы, давно уже рекламируемая ее промоутерами как высшее достижение индустрии развлечений, не имеющее равных ни на Земле, ни за ее пределами, ровно в двенадцать тридцать две по земному основному была оккупирована первой партией туристов. Мои старые глаза повидали немало городов удовольствий, но и я был поражен! Биографы рассказывают, что и сам Лей
[9] не чурался веселых мест, – оказавшись здесь, одним глазком посматриваю на его могилу: а вдруг он появится?
Гамильтон вполуха слушал болтовню диктора, вполглаза поглядывал на экран, сосредоточив основное внимание на полукилограммовом кровавом стейке.
– …Удивительно красивые и необыкновенно чувственные танцы при малой силе тяжести. Залы для игр переполнены, – вероятно, придется администрации открывать дополнительные помещения. Особенно популярны игровые автоматы, предложенные «Леди Лак, Инкорпорейтед», – они называются «Азарт Гамильтона». В действительности…
Картинка, сопровождающая болтовню диктора, вовсе не демонстрировала большого скопления людей – насколько Гамильтон мог судить. Он почти сочувствовал оператору, который с трудом находил выгодные ракурсы.
– …Билеты туда и обратно с оплатой полного тура, позволяющего посетить каждый из аттракционов, с трехдневным проживанием в отеле при нормальной земной силе тяжести, – каждая комната центрифугируется.
Гамильтон выключил новости и повернулся к телефону:
– Связь один-один-один-ноль.
– Специальная служба, – ответило ему сухое контральто.
– Луну, пожалуйста.
– Конечно. С кем вы желаете говорить, мистер… э… Гамильтон?
– Да, Гамильтон. Я хотел бы поговорить с Блюменталем Питером. Попробуйте вызвать офис менеджера «Игровых площадок Дианы».
Через несколько секунд на экране возникло изображение.
– Блюменталь слушает. Это вы, Феликс? На этом конце изображение паршивое. Сплошные полосы от помех.
– Да, это я. Я звоню, чтобы спросить об играх, Пит… В чем дело? Вы меня слышите?
Долгие три секунды изображение на экране оставалось неподвижным, потом неожиданно заговорило:
– Конечно слышу. Не забывайте о запаздывании.
Гамильтон смутился. Он опять забыл о запаздывании сигнала – как всегда. Ему было трудно помнить, глядя в лицо собеседнику, что должно пройти полторы секунды, прежде чем этот человек – если он на Луне – его услышит, и еще полторы, пока его голос придет на Землю. В целом запаздывание составляло три секунды. На первый взгляд – сущий пустяк, однако за это время можно пройти шесть шагов или упасть на сорок один метр.
