То, что Северо-Западный Союз в конечном итоге стал сражаться с остальным миром, было обусловлено биологической необходимостью. Результат был столь же неизбежен, а детали не важны. «Волки» съели «овец».
Не физически, в смысле полного уничтожения, но генетически мы происходим от «волков», а не от «овец».
– Они пытались вытравить из человека бойцовский дух, – заключил Мордан, – не осмыслив его биологической пользы. Они лишь выразили в рациональных терминах идею первородного греха: насилие – «плохо», а ненасилие – «хорошо».
– Но почему, – запротестовал Гамильтон, – вы полагаете, будто воинственность необходима для выживания? Конечно, она есть – во мне, в вас, в каждом из нас. Но храбрость бессильна против ядерного оружия. Какая от нее может быть польза в этом противостоянии?
Мордан улыбнулся:
– Бойцы выжили. Это неопровержимое доказательство. Естественный отбор продолжается все время – несмотря на сознательную селекцию.
– Подождите минутку, – попросил Гамильтон. – Здесь концы с концами не сходятся. Если так, то мы должны были бы проиграть Вторую генетическую. Их «мулы» воевали с азартом.
– Действительно, – согласился Мордан. – Но я ведь не утверждал, будто воинственность является единственной характеристикой, необходимой для выживания. Будь это так – миром правили бы пекинесы. Бойцовскими инстинктами должно управлять разумное стремление к самосохранению. Почему вы не затеяли перестрелку со мной вчера вечером?
– Не видел достаточных оснований.
– Совершенно верно. Генетики Великого хана
[10], по существу, повторили ошибку, сделанную тремя веками ранее: они думали, что могут поиграться с балансом человеческих характеристик, который образовался в результате миллиарда лет естественного отбора, и вывести расу сверхлюдей. У них была для этого формула – эффективная специализация. Однако они упустили из виду самую главную человеческую характеристику.
Человек – животное неспециализированное. Тело его – если исключить громадное вместилище для мозга – достаточно примитивно. Он не может рыть ходы в земле, не способен быстро бегать, не умеет летать. Но зато он всеяден и выживает там, где козел сдохнет с голоду, ящерица изжарится, а птица замерзнет на лету. Узкой приспособленности человек противопоставил универсальную приспособляемость…
Империя Великого хана была возвратом к устаревшей форме – тоталитаризму. Лишь при абсолютной власти можно было осуществить генетические эксперименты, приведшие к созданию Homo Proteus, поскольку они требовали полнейшего безразличия к благополучию отдельного человека.
Имперские генетики видели в генном отборе лишь вспомогательный инструмент. В основном они использовали мутации, вызываемые воздействием радиации и применением геноселективных красок; кроме того, они практиковали эндокринную терапию, а также хирургические операции на эмбрионах. Ханские ученые кроили человеческие существа – если их можно так называть – столь же легко и непринужденно, как мы строим дома.
В период расцвета империи, как раз перед Второй генетической войной, они вывели более трех тысяч разновидностей, в том числе тринадцать типов гипермозга. Вырастили почти безмозглых матрон; сообразительных и до отвращения красивых шлюх, лишенных способности рожать; бесполых «мулов».
Обычно мы отождествляем термин «мул» с бойцом, ибо лучше всего знали их именно как солдат, но на самом деле в империи существовали специализированные «мулы» для всех видов рутинных работ. Воевали те из них, кто изначально был создан как солдат.
И какие это были солдаты! Они не нуждались в сне; были втрое сильнее обычных людей; их выносливость не поддается сравнению, ибо они продолжали работать, как хорошо отлаженные машины, до тех пор, пока не выходили из строя. Каждый из них имел при себе двухнедельный запас горючего – слово «горючее» подходит здесь куда больше, чем «пища», – а когда оно кончалось, они могли работать еще не меньше недели.
И они не были глупы – специализация солдат подразумевала и остроту ума, – «мулами» были даже имперские офицеры, и их искусство стратегии и тактики, а также умение использовать современнейшие виды вооружений были мастерскими. Единственной их слабостью была сфера военной психологии: они совершенно не понимали своих противников. Однако и противники их тоже не понимали – это было вполне взаимно.
Основной механизм их мотивации назвали «заменой сексуальной сублимации»; впрочем, наукообразное это словосочетание так и осталось ничего не объясняющим ярлыком. Лучше всего она описывается негативно: пленные мулы сходили с ума и кончали жизнь самоубийством не позднее чем через десять дней – даже если их кормили исключительно трофейными рационами. Прежде чем окончательно рехнуться, они просили чего-то, именуемого на их языке «вепратогой», – наши семантики так и не сумели раскопать ничего, способного объяснить этот термин.
Им нужна была искра, которую могли дать только их хозяева, а мы – нет. Лишившись ее, они погибали.
«Мулы» воевали прекрасно – но победили все-таки настоящие люди. Победили потому, что сражались не только в регулярных войсках, но продолжали сражаться как частные лица или в партизанских отрядах. Самым уязвимым местом империи оказались ее координаторы – сам хан, его сатрапы и администраторы. Биологически империя по существу являлась единым организмом – ее можно было уничтожить, как пчелиную колонию, погубив матку. В итоге несколько десятков убийств решили судьбу войны, которую не могли выиграть армии.
Нет смысла вспоминать о терроре, который последовал за коллапсом, после того как империя была обезглавлена. Довольно сказать, что в живых не осталось ни одного представителя Homo Proteus. Этот вид разделил судьбу гигантских динозавров и саблезубых тигров. Ему не хватило приспособляемости.
– Генетические войны были жестоким уроком, – продолжал Мордан, – однако они научили нас очень осторожно вмешиваться в человеческие характеристики. Если какая-то характеристика отсутствует в зародышевой плазме, мы не пытаемся ее туда вложить. Когда проявляются естественные мутации, мы долго проверяем их, прежде чем начать распространять на всю расу: большинство мутаций оказываются или бесполезны, или определенно вредны. Мы исключаем явные недостатки, сохраняем явные преимущества – и это, пожалуй, все. Я заметил, что у вас тыльные стороны рук волосатые, а у меня – нет. Это говорит вам о чем-нибудь?
– Нет.
– Мне тоже. В вариациях волосатости человеческой расы ни с какой точки зрения невозможно усмотреть преимуществ. Поэтому мы оставляем эти характеристики в покое. А вот другой вопрос: у вас когда-нибудь болели зубы?
– Конечно нет.
– Конечно нет… А известно ли вам почему? – Мордан выдержал продолжительную паузу, показывая тем самым, что вопрос не является риторическим.
