Должно быть, я задремал – и проснулся, только когда мы остановились возле подъезда. Он провел меня к себе, предложил выпить и рассказал о «стасисе» – только называл его «полем равной энтропии». И даже показал: проделал кучу всяких фокусов, сунул туда кошку – и оставил там, пока мы выпивали. Все было в порядке.
«Это еще не все, – сказал он. – Даже не половина. Смотрите!»
Он снова взял кошку и бросил ее туда, где было бы поле, будь оно включено. И когда кошка находилась как раз посреди этого пространства, Джонсон нажал кнопку. На этот раз мы подождали немного дольше. Затем он вырубил ток. Кошка вылетела наружу, продолжая то же самое движение, что и до включения поля.
Она упала на пол, шипя и ругаясь.
«Я просто хотел убедить вас, что внутри поля времени не существует. Энтропия там не накапливается. Кошка даже не знала, что включено поле». Потом он сменил тему. «Джек, – говорит, – какой будет страна через двадцать пять лет?»
Я подумал и решил, что такой же.
«Только, – говорю, – еще более такой».
«А как вы думаете, акции ATT все еще будут надежным капиталовложением?»
«Конечно!»
«Джек, – сказал он тихо, – вошли бы вы в это поле за десять акций АТТ?»
«На сколько?»
«На двадцать пять лет, Джек».
Само собой, мне понадобилось время, чтобы решиться на такое дело. Десять АТТ меня не соблазнили; тогда он добавил десяток «Юнайтед Стейтс стил». И положил все на стол. В том, что через четверть века эти акции будут стоить куда дороже, я был уверен – как в том, что сейчас сижу здесь; а ведь мальчику с еще тепленьким дипломом нечасто достаются для игры синие фишки. Однако – четверть века! Это почти как смерть…
Тогда он для пущего соблазна добавил еще десяток «Нейшнл-Сити» – и на всех тридцати бумагах сделал передаточную надпись на мое имя. Тут я решился: «Ладно, мистер Джонсон, я попробую – только, чур, на пять минут. Раз кошку это не убило – уж на столько и я задержу дыхание».
«Конечно, Джек», – отвечает он.
Ну я и шагнул к тому месту на полу – пока еще смелость не испарилась. И по дороге заметил, как он потянулся к выключателю. Вот и все, что я знаю.
– Как? – Гамильтон Феликс резко выпрямился. – Как так?
– Это все, что мне известно, – подтвердил Смит. – Я только-только собрался сказать ему, чтобы он продолжал, как вдруг понял, что нахожусь уже не там. Комната была полна незнакомых людей – и это была другая комната. Я оказался теперь.
– По этому поводу стоит еще выпить, – заметил Гамильтон.
Они выпили в полном молчании.
– Вся беда в том, – снова заговорил Смит, – что я совсем не понимаю этого мира. Я бизнесмен. Я и здесь хотел бы заняться бизнесом. Заметьте, я ничего против этого мира не имею; в этом времени вроде бы все в порядке, только я его не понимаю. И потому заняться бизнесом не могу. Черт возьми, все тут работает как-то не так. Все, чему меня учили в школе, все, чему я выучился на Уолл-стрит, – совсем не похоже на то, как делается бизнес теперь.
– По-моему, нынешний бизнес не отличается от того, каким он был во все века, – производство, продажа, покупка…
– И да, и нет. Я финансист – но, черт возьми, финансы сегодня окоселые.
– Я готов допустить, что детали несколько усложнились, – возразил Гамильтон, – однако основные принципы достаточно очевидны. Вот что: скоро сюда придет мой друг, он – главный математик Министерства финансов. Вот он-то вам все и объяснит.
– Меня и так уже до смерти замучили консультациями, – решительно затряс головой Смит. – Нынешние специалисты на такой тарабарщине изъясняются…
– Ну ладно, – вздохнул Гамильтон. – Попробую взяться за эту проблему сам.
– Правда? Пожалуйста!
Гамильтон задумался. Одно дело было поддразнивать чересчур серьезного Монро-Альфу, проезжаясь по адресу его «денежной машины», и совсем другое – растолковывать роль финансов в экономике гипотетическому пришельцу с Арктура.
– Попробуем начать вот с чего, – проговорил он. – В основе всего лежат себестоимость и цена. Бизнесмен что-то производит. Это стоит денег – материалы, зарплата, строительство и так далее. Чтобы не прогореть, он должен эти затраты вернуть – за счет цены. Понимаете меня?
– Это очевидно.
– Прекрасно. Значит, наш с вами бизнесмен пустил в обращение некоторое количество денег – точно эквивалентное его затратам.
– Повторите еще раз.
– Э-э? Здесь же простое тождество. Деньги, которые он истратил, пустив в обращение, и составляют его затраты.
– А… а как насчет прибыли?
– Прибыль является частью его затрат. Не хотите же вы, чтобы он работал за так?
– Но прибыль – не затраты. Она… она прибыль.
– Будь по-вашему. – Гамильтон был несколько озадачен. – Затраты (это все, что вы называете затратами, плюс прибыль) должны равняться цене произведенного товара. Затраты и прибыль создают покупательную способность, чтобы приобрести продукт по эквивалентной им цене.
– Но… он же не покупает сам у себя!
– Одновременно он и потребитель. А значит, использует свою прибыль, чтобы заплатить за товар – как собственный, так и других производителей.
– Но ведь его продукт – его собственность.
– Теперь вы меня запутали. Забудьте о том, что он может покупать и собственный товар. Предположим, он приобретает все необходимое у других бизнесменов. В конце концов, это то же самое. Давайте двигаться дальше. Производство автоматически запускает в обращение деньги – ровно в том количестве, которое необходимо, чтобы купить произведенный товар. Но какая-то часть денег, выведенных в обращение, инвестируется в развитие производства. Это накладные расходы на новое производство, в результате ухода этой части денег возникает чистый дефицит необходимой покупательной способности. И эту нехватку денег компенсирует государство, выпуская новые деньги.
– Вот это меня и беспокоит, – заметил Смит. – Выпускать новые деньги – обязанность государства, но оно должно их чем-нибудь обеспечивать, например золотом или государственными облигациями.
– Но что же, во имя Яйца, должен представлять собой символ – кроме своего номинального участия в процессе? – Вы говорите так, словно деньги просто абстрактный символ.
– А что же еще?
Смит ответил не сразу. Две несхожие, по-разному ориентированные концепции столкнулись – и завели собеседников в тупик. Наконец «человек из прошлого» заговорил вновь, зайдя с другой стороны:
– Получается, что правительство попросту раздает эти новые деньги. Но это же чистая благотворительность! Это деморализует. Человек должен зарабатывать то, что получает. Но даже если оставить этот аспект в стороне, все равно вы не можете таким образом управлять экономикой. Правительство не может только отдавать и не получать никакого дохода, ведь правительство – это то же самое, что и фирма.
