Уже первые годы правления Василия III принесли заметные изменения. В двадцати произвольно взятых походах 1505–1512 годов полковых воевод без княжеского титула всего 18, в то время как титулованных — целых 53! Правда, на уровне командования армиями резкого разрыва с прежним положением вещей не видно: на 15 командующих-князей приходится пять человек из боярских родов. Зато вторая половина княжения Василия III являет иную картину: на материале других двадцати произвольно взятых походов видно, какое преобладание получила титулованная знать. Ее представители становились во главе армий 18 раз, а выходцы из московского боярства только два раза. Соотношение полковых воевод — 58 к 20. Иными словами, в начале 30-х годов XVI столетия, на закате правления Василия III, старомосковское боярство должно было чувствовать себя в условиях армейской службы гораздо менее уверенно, чем при Иване III.
Среди военачальников, которым при Василии III доверяли командование самостоятельными полевыми соединениями, в источниках чаще всего звучат имена боярина князя Александра Владимировича Ростовского, боярина князя Михаила Васильевича Горбатого-Шуйского по прозвищу Кислый, а также упомянутых выше князей Д. В. Щени и В. В. Шуйского-Немого, притом последний — абсолютный лидер по количеству назначений. У каждого из них — четыре и более боевых операций, в рамках которых они возглавляли самостоятельные полевые соединения. Кроме того, при Василии III самостоятельное значение в воеводском корпусе имеет широкий слой так называемых «служилых князей». А. А. Зимин емко охарактеризовал этот слой: «В первой трети XVI в. в Русском государстве существовала влиятельная прослойка так называемых «слуг», или «служилых князей», образовавшаяся в основных своих чертах в результате присоединения к России западнорусских земель. Это Мстиславские, Одоевские, Глинские, Воротынские, Бельские, Трубецкие и др. Они по своему положению занимали как бы промежуточное положение между удельными князьями и князьями Северо-Восточной Руси, потерявшими к концу XV — началу XVI в. суверенные права на старые княжения. Основное отличие «удела» от княжения служилых князей сводилось к тому, что княжение рассматривалось как наследственная вотчина (перешедшая от предков «слуги» или пожалованная ему великим князем) и обусловливалось несением военной службы московскому государю. Удел же — часть общерусских земель, завещанная великим князем своим прямым потомкам… Служилые князья в первой трети XVI в. не составляли единой сплоченной корпорации». Выше прочих стояли Шемячичи и Стародубские (Северские), они считались как бы патронами северских княжат, часто находившихся во время войн на юге и западе под их командованием. Ниже — Бельские, Глинские, Мстиславские. Они связаны родственными узами с Василием III. Одоевские и Трубецкие таких связей не имели, но они, как выразился Зимин, «сохраняли корпоративные связи на местах». Нечто среднее представляли собой Воротынские, которым земли были пожалованы великим князем, но в районах их старинных вотчин. Сохраняя за «служилыми князьями» часть их привилегий в их окраинных вотчинах, «Москва формально поставила их выше старомосковского боярства, но удалила их от реального управления страной»
[146].
Если в начальные годы правления Василия III «служилых князей» на военной службе четко отделяли от «государевых воевод», не только ставя на первые места в разрядах, но и делая формальные оговорки, то уже с 1510-х годов это различие исчезает, проявляясь лишь в редких случаях. Среди «служилых князей» своего рода «рекордсменами» по числу наиболее значительных воеводских назначений являются князь Иван Михайлович Воротынский, а также князь Василий Семенович Одоевский-Швих; к ним «подтягивается» князь Михаил Львович Глинский, перебежавший со стороны литовцев, а в начале 1530-х годов — князь Иван Иванович Белевский. У каждого из названных военачальников не менее четырех назначений на командование самостоятельными полевыми соединениями.
Князь И. М. Воротынский представляет собой феномен. Он ставился во главе больших ратей полтора десятка раз, и сравниться с ним по количеству подобного рода назначений может один лишь князь В. В. Шуйский-Немой.
Особое отношение Василия III видно к двум удельным князьям, занимавшим верхние позиции среди князей служилых: они сохранили полунезависимое положение, и московская разрядная документация никогда и ни при каких обстоятельствах не смешивает их самих, а также их войска с «государевыми воеводами» и государевыми полками. Это князь Василий Семенович Стародубский и князь Василий Иванович Шемячич. Вместе с тем оба князя по много раз выходили в поле, чтобы стоять под стягами великого князя московского. Судьба их хорошо известна: первый, брачный свойственник Василия III по первой супруге великого князя Соломонии Сабуровой, видный военачальник, жестоко пострадал в результате конфликта с Шемячичем, скончался, оставив свои громадные владения великому князю; второй, несмотря на крупные военные заслуги в обороне южнорусских рубежей, был арестован, провел несколько лет в заточении и скончался, так и не выйдя на свободу.
Резюмируем: все наиболее востребованные в правление Василия III командующие самостоятельными полевыми соединениями — выходцы из титулованной знати, притом наполовину — из служилых князей. Это не значит, что старомосковское боярство совсем не назначалось на такого рода должности. Однако частота назначений представителей нетитулованной аристократии значительно ниже. Заметнее других Яков Захарьич Кошкин, имевший два подобных назначения. Но это — всё! Предел!
И трудно было Василию III поступать иначе. Он слишком долго и слишком трудно воевал с Великим княжеством Литовским. Одна из русско-литовских войн, состоявшихся в его правление, заняла более десяти лет! В такой обстановке московский правитель обязан был находить высокие должности для русских князей, выезжавших из Литвы, обеспечивать им почетное положение и раздавать богатые земельные владения. Даже если это шло вразрез с интересами старинного, верного боярства. Иначе эти князья вновь «выехали» бы… только уже в Литву из России. Трудно определить, не слишком ли далеко пошел по этому пути Василий III. Не слишком ли много он дал пришельцам?
Но то, что произошло дальше, представителю московской служилой среды во времена Ивана III не могло бы присниться даже в самом дурном сне.
За все годы со дня смерти Василия III (1533) до второй половины 1550-х годов из боярских родов только четыре раза был взят военачальник на должность командующего крупным самостоятельным полевым соединением
[147].
Всего четверо! За четверть столетия!
Это Иван Васильевич Шереметев Большой, вышедший в поход против крымского хана в 1555 году. Поход, к слову сказать, кончился поражением в тяжелой и кровопролитной битве. Это В. А. Шереметев, Ф. С. Воронцов и И. П. Яковля (Яковлев), возглавлявшие небольшие армии в разное время. Причем между 1545 и 1554 годами ни один нетитулованный аристократ не был в главнокомандующих. Только «княжата»! Итак, на два с лишним десятилетия военная карьера для московского боярства стала худшим поприщем изо всех возможных. Для всей этой среды служебный рост «замерз». На протяжении приблизительно полусотни (!) походов ни один отпрыск боярского рода не оказывался во главе войска. Между поражением Шереметева и созданием опричной системы в 1565 году положение боярства меняется слабо: лишь считаные единицы оказываются в роли «командармов» на второстепенных направлениях (Д. Ф. Адашев, С. В. Яковлев).
