«Здесь люди гибнут, бьются со зверями, а он празднует, пьет архи…» – презрительно подумал Тэмуджин и сухо спросил:
– Что это ты, анда, набросился на моих людей? Если недоволен чем-то, говори мне, ведь я старший в этом крыле.
– Я спрашиваю, что тут происходит? – кривясь лицом от волнения, тот яростно смотрел на него. – Почему вы останавливаете облаву, не спросив у меня? Кто здесь тобши, я или ты?
– Не кричи! – резко осадил его Тэмуджин. – Глухих здесь нет…
– Я тебя спрашиваю! – Расширив глаза, Джамуха возмущенно разводил руками. – Кто из нас тобши на этой облаве?
После всего, что тот сотворил на этой охоте, Тэмуджин был зол на него так, что готов был стащить его с седла и хорошенько повалять в снегу, но он лишь сказал, с усилием сдерживая голос:
– Тобши ты, а потому должен был не пьянствовать, а следить за тем, как идет охота, выяснять, сколько зверей попало в круг, думать, как поступить, чтобы не было потерь. Но ты ничего не делаешь, а отдыхаешь там, у костра, потому нам самим приходится заботиться обо всем. Нам пришлось останавливать охоту, чтобы сократить поголовье зверей, без этого мы не смогли бы подогнать их хотя бы до этого места, и неизвестно, сколько людей потеряли бы…
Он видел, что Джамуха, как припертый к скале волк, готовится огрызаться – назревал спор. Зная, что их столкновение не останется в тайне, что слухи об этом разойдутся и дойдут до их врагов, Тэмуджин взял себя в руки. Он решил во что бы то ни стало не допустить ругани и смягчил свой голос:
– У нас не было другого выхода. Ты это должен понимать. Сойди с коня и присядь, я тебе все скажу.
У того, когда он увидел решительный взгляд Тэмуджина и уловил знакомый холодок в голосе (он знал, что в такие мгновения тот может пойти на любое действие), прошел запал. К тому же на похмельную голову он, видно, немало утомился, добираясь до него по заснеженной тайге.
Джамуха слез с коня, бросил поводья своим нукерам и, махнув им рукой, приказывая отъехать подальше, сел у костра. Протянул руки к огню, раскрыв ладони. Тэмуджин тоже попросил своих – братьев и нукеров, тысячников и старейшин – оставить их одних.
Когда те отошли к кострам полусотни Сагана, Тэмуджин повернулся к Джамухе и сказал:
– Анда, прошу тебя умерить пыл и не шуметь при людях. Пойми, что нам с тобой ссориться и ругаться – самим ослаблять себя в глазах людей. Ты умный человек и должен понимать: что бы ни случилось, нам лучше без ругани решать все между собой, а то если посторонние увидят между нами трещину, врагам нашим это будет как раз на руку. Ведь верно я говорю?
– Верно говоришь, – тот растерянно пожал плечами, отводя взгляд в сторону.
– А теперь подумай хорошенько: как такую уйму зверей мы смогли бы удержать? У нас не было времени, чтобы переговариваться с тобой. Пока мы гоняли бы друг к другу посыльных, звери разорвали бы облавный круг и разбежались. Это ведь понятно… Был бы сейчас ты на моем месте, а я на твоем, я понял бы все и полностью поддержал тебя. Сделай так и ты сейчас. Ты приехал, посмотрел, проверил, как тут идет дело, я доложил тебе о том, как прошел день, а теперь поезжай обратно и займи место тобши, как и полагается на облавной охоте. Вот что я могу тебе сказать. И очень тебя прошу, напряги весь свой разум и постарайся меня понять.
Джамуха, потупив взгляд, слушал его. Он долго молчал, раздумывая, а затем расслабленным голосом сказал:
– Что ж, наверно, ты прав, анда. Зверей и вправду много, мне это говорили, когда я ехал сюда… Да это Алтан с Даритаем все нашептывали мне: мол, что это такое, без слова тобши останавливают облаву, съезди и разберись. Да что с них возьмешь, старые люди, иного не понимают, кроме как держаться обычая… Что ж, раз я приехал к тебе, давай мы вместе побрызгаем хозяевам тайги.
– Это можно, – сказал Тэмуджин, облегченно вздохнув, удовлетворенный тем, что у анды хватило ума согласиться с ним. – Выпьем, и ты поезжай обратно, ты ведь тобши и должен вести себя достойно. А поговорить и отпраздновать удачу у нас будет время и завтра, и послезавтра.
– Я все понял, анда, не говори больше ничего. – Джамуха с расслабленной хмельной улыбкой смотрел на него. – Сейчас я поеду.
– Вот это хорошо. – Тэмуджин махнул Боорчи и Джэлмэ, поглядывавшим от соседнего костра. – Принесите нам архи!
Они, побрызгав духам, выпили, и Джамуха, кивнув ему на прощание, сел на своего заиндевевшего жеребца и тронул в темноту, в сторону своего крыла. Тэмуджин долго смотрел ему вслед и думал: «Каков бы он ни был, какие бы помыслы ни держал в голове, а сейчас ни мне, ни ему не нужны склоки между нами». А еще ему врезались в память слова анды о том, что Алтан с Даритаем нашептывали ему, натравливали, настраивали против него…
«Еще этих между нами не хватало, – раздраженно подумал он. – Правду говорил отец: где этот Алтан, там всегда какая-нибудь смута… С малых лет был таким…»
VII
Едва забрезжил над восточной горой рассвет, морозную высь над тайгой вновь прошили сигнальные стрелы. Воины вставали, оставляя недогоревшие костры, садились на коней, занимая свои места в цепи. Вскоре еще раз прозвенели две стрелы – на этот раз вперед, в сторону звериного стада, и движение началось. Вновь разнеслась над лесом охотничья песня, мерно залязгали в такт ей удары железа. Спереди донесся глухой шум, хруст ломаемых ветвей, звериный рык… – вспугнутые звери тоже начали движение.
Но уже шагов через триста загонщикам пришлось остановиться: скопившиеся перед ними звериные стада уперлись, передние не давали хода задним, словно подошли к какой-то невидимой стене. Чем ближе подходили к опушке, тем теснее становилось зверям в кругу.
Вновь взлетели сигнальные стрелы – в просветах между деревьями они с протяжным свистом взметнулись к зениту, всадники натянули поводья, стих многоголосый рев. Сотники и десятники заспешили вдоль рядов, принялись за устройство новой ловушки. Тысячники стояли на месте, не вмешиваясь, молча наблюдали за ними: за вчерашний день все облавщики приноровились к делу так, что каждый знал свое место и понимал все с полуслова.
На другой стороне джадараны устраивали свою ловушку, от них доносились крики отдаваемых приказов.
Тэмуджин уже не ездил смотреть на то, как охотники устраивали ловушки и расстреливали зверей; он вместе со старейшинами находился у большого круга. После того как стали расставлять стрелков не кругом, а прямым проходом, потери в людях прекратились почти совсем. Начиная со второй ловушки до последней за вчерашний день в киятском крыле не было ни одного убитого и даже раненого, а в джадаранском, как сообщали, пострадало всего пять или шесть человек, но зверей, попадавших в мешки, уничтожали всех до единого…
Все шло как будто хорошо, и лишь одно беспокоило вождей и старейшин: пропажа Кокэчу. Тэмуджин никому не сказал об открытии Джэлмэ – о волчьих следах на тропе исчезнувшего шамана. Саган по просьбе старейшин послал своих людей к другим шаманам, находящимся в разных местах облавного круга, чтобы спросили их, не знают ли, где Кокэчу. Вернувшись, те доложили, что шаманы ничего не знают. Никто из них не проявил тревоги по поводу его исчезновения, из чего старейшины поняли, что шаманы что-то знают, но не хотят говорить. Беспокойство стариков теперь было не о самом шамане, а о том, почему он так внезапно удалился, не связано ли это с их нынешней облавной охотой или с какой-либо напастью в жизни улуса.
