– Я думаю, он по своим делам отлучился. Беды с ним нет, я бы почувствовал. Да он из дома часто так же исчезает. Не беспокойся за него, сам знаешь, у него другие дела. Вернется.
– Ладно, ты меня успокоил, я и не знал, что думать. Теперь поеду. Но ты больше не пей. Завтра будет трудный день, и на тебя большая надежда. Когда подойдут остальные наши тысячи, расположи их у опушки, и чтобы они были готовы двинуться туда, куда мы укажем.
– Хорошо, все сделаю.
Отъезжал Тэмуджин со смутой на душе. Хмель, ударивший в голову от выпитой на голодный желудок арзы, тяжелил, был неприятен. Под горлом как будто застрял комок, он часто и глубоко вздыхал, выжидая, когда полегчает внутри и проветрится голова.
«Что это за порядок? – думал он. – Одни трудятся на холоде, голодные, гонят диких зверей, насмерть бьются с ними, а другие посиживают у костра, веселятся и пьянствуют. Не знают и не думают, с каким трудом идет охота, для них звери сами идут в руки… И считается, что все на одной охоте, одним делом заняты. Почему так? Такой несправедливости не должно быть. Все должны одинаково трудиться – ведь каждому достанется доля с добычи… Поговорить бы об этом со старейшинами и изменить правила охоты, запретить пить и есть одним, когда другие заняты делом».
Когда он снова въехал в лес, уже стемнело. Сплошным рядом, огораживая звериное стадо, горели костры. Слышно было, как по всему лесу рубили сухие дрова.
Ночью от улуса Тэмуджина прибыли две тысячи – шестая и восьмая, а под утро – остальные три тысячи.
VIII
Следующим утром приступили к вытеснению зверей из леса. Перед этим всю ночь, почти до утра шла подготовка. В темноте по лесу тыльной стороной облавного круга передвигались отряды из только что прибывших тэмуджиновских тысяч. Они располагались, занимая указанные вождями места. По заднему краю звериного стада расставили около ста восьмидесяти больших барабанов, привезенных из куреней прибывшими отрядами. Барабаны прежде брали на большие войны с татарами и чжурчженями, после они использовались на больших молебнах и тайлаганах, когда приносили жертвы военным богам, принимали в войско подростков или хоронили великих вождей и багатуров, а теперь привезли на облаву. Встречавшему новое пополнение Мэнлигу тысячники говорили, что взяли их по совету старейшин, узнавших о небывалом количестве зверей.
– Пришлось взять, – говорил Дохолху, вождь второй тысячи. – Пристали они, мол, возьмите, барабанный грохот донесет дух смерти, устрашит зверей, и будет легче выгнать их из леса.
Делали свое и шаманы. Собравшись на небольшой поляне, за кустами, брызгали хозяевам тайги и били в бубны, призывая на помощь духов всех предков племени. Просили их, чтобы явились в боевых порядках, устрашили звериные полчища и помогли выгнать их из леса.
На рассвете вновь взлетели сигнальные стрелы и тут же оглушительно загремели боевые барабаны. Страшные грохочущие звуки, похожие на раскаты летнего грома, неожиданные и непонятные для зверей сейчас, посреди зимы, разнеслись по лесу. Звери с задней стороны круга, откуда раздавался невыносимый грохот, в страхе ринулись вперед. Остатки кабанов и медведей, многочисленные волки и росомахи, стремясь уйти подальше от пугающих звуков, бросились на теснящихся перед ними копытных, кусая их в кровь, освобождая для себя место, погнали их дальше. Лоси и изюбры, обезумев, тысячными табунами понеслись напролом, ломая кусты, бодая рогами передних.
Как небольшой поначалу снежный ком в горах толкает и увлекает вперед огромную лавину, так и сейчас резкий испуг и без того переполненных страхом зверей дал толчок движению всего огромного стада.
Загонщики и стоявшие за ними войсковые отряды, разом подхватывая боевой клич, двинулись вслед за зверями, не давая им опомниться, пуская над их головами свистящие, воющие и звенящие на разные лады йори, стреляя по ним тупыми стрелами. По всему лесу, будто гнали побежденного в битве врага, раздавался мощный рев:
– Хура-ай!!!
Звериное стадо, раз сдвинувшись с места, в безумном страхе понеслось в сторону опушки; страх их передавался от задних к передним, и бежали теперь все неудержимым потоком, сметая на своем пути все, что не держалось на месте. Лишь толстые сосны и березы оставались неподвижными, но и с них слетала кора от ударов рогов, трения тяжелых туловищ. Трещали сучья палых деревьев, хрустели ветви измятых кустов и молодых порослей, а звери, напарываясь на них, обдирая шкуры и ломая ноги, исходили истошным ревом и воем. По лесу раздавался тяжелый, гудящий звук – похожий на шум таежной бури, выворачивающей стволы деревьев.
Скоро на опушку, где вчерашним вечером лишь в немногих местах выглядывали олени и косули, хлынула мешанина согнанного со всей таежной котловины зверья. Поднимая облако снежной пыли, несметное поголовье на расстоянии четырех перестрелов в ширину темной тучей вываливалось в открытую степь. Впереди лавой текли тысячные гурты косуль и кабарги, раньше других прибежавшие к краю тайги и во множестве скопившиеся перед опушкой; за ними, нагоняя их, косяками врезаясь в их гущу, словно быки и коровы в овечью отару, неслись изюбры и лоси, и вперемешку со всеми, испуганно шарахаясь из стороны в сторону, стараясь не попасть под копыта, мелькали зайцы и лисы…
Джамуха, Алтан с Даритаем и другие, находившиеся у костра, вскочив, выбежали вперед от костра, у которого они ночевали, укрывшись теплыми шубами. Их только что разбудили нукеры, и они собирались опохмелиться, поправить головы после ночного пира. Вглядевшись, поначалу они с радостным восторгом рассматривали выплывающие из леса звериные волны, но чем ближе они становились, тем заметнее проглядывались в их глазах беспокойство, а затем и нешуточный страх. Хотя за вчерашний день им не раз доносили, что добычи попало в круг невиданно много, на пьяные головы они не до конца осознавали смысла происходящего и теперь не ожидали, что перед ними окажется такая пугающая уйма зверей.
Первым подал голос Даритай.
– Назад! – испуганно вскрикнул он. – Давайте отойдем назад! Так они и нас затопчут, вы что, не видите?
– Подожди, не шуми раньше времени. – Алтан, видно, тоже не на шутку напуганный, однако, скрывая страх под беспечной усмешкой, посмотрел на Джамуху. – Тобши наш, наверно, знает, что делать.
– Чего тут знать, – дрожащим голосом настаивал Даритай. – Прикажите отступить загонщикам, надо же дать место зверям. Если надо будет, потом мы их снова потесним.
Джамуха молча взирал на стремительно приближающуюся в облаке взвихренного снега темную лаву и медлил, видно, не решив окончательно, надо ли отступить, или это не нужно и будет выглядеть как испуг, недостойный его высокого звания.
Тут на выручку всем пришел Мэнлиг, сказав:
– Да уж, лучше отступить и дать зверям выйти из леса, чем стоять помехой перед ними… ведь нашим труднее будет выгонять их. Пока они сами бегут, лучше не мешать им, пусть выходят.
Джамуха, для приличия помедлив еще немного, махнул рукой:
– Прикажите загонщикам отойти назад!
