Она вошла и увидела, как у левой стены на коленях ползал и извивался от боли голый по пояс Тэмугэ, а мать Оэлун с неузнаваемо ожесточенным лицом осыпала его не по-женски крепкими ударами. Спина у того вспухала красными полосами, кое-где кожа порвалась и из ранок просачивалась кровь. Тэмугэ с каждым ударом выгибался, как большая рыбина, выловленная из воды и брошенная на берег. Он тонко вскрикивал, но вопли его слабели, превращаясь в один непрерывный щенячий визг. Лицо его исказилось от боли.
Бортэ испуганно подбежала к матери Оэлун, схватила ее за руку.
– Мать Оэлун, простите его! – крикнула она, падая перед ней на колени, заслоняя собой Тэмугэ. – Он еще мал, потом все поймет и образумится.
Та нехотя опустила поднятую для очередного удара руку и, тяжело дыша, с негодованием смотрела на сына.
– В семь лет – мал? В таком возрасте иные сами себя прокармливают – охотятся на зверя, пасут скот, а этот живет на всем готовом и еще косится на тех, кто кормит его, одевает. А ну, на колени перед невесткой! Кланяйся! – Она взглянула на Бортэ, сурово велела: – А ты встань.
Бортэ поднялась. Тэмугэ все еще валялся на четвереньках, обессиленно всхлипывая под нос.
– На колени перед невесткой! – гневно вскрикнула мать. – Не то прямо тут забью до смерти и выброшу собакам на съеденье.
Она решительно подняла руку с ремнем, готовясь продолжить побои. Тэмугэ испуганно вздрогнул, поспешно встал на колени перед Бортэ.
– Говори: почтенная моя невестка, простите меня, больше никогда не ослушаюсь вас, всегда буду выполнять ваши приказы.
Тэмугэ, глотая слезы, стал повторять.
– Громче!
– …больше никогда не ослушаюсь, всегда буду выполнять ваши приказы, – дрожа голосом, произнес Тэмугэ.
– Кто в прошлый раз говорил о Хучу: «Я, правнук монгольского хана, не обязан играть с меркитским отродьем?»
– Я, – виновато сказал Тэмугэ.
– Чем, скажи мне, ты, монгольское отродье, лучше меркитского? У тебя что, не такие же две руки и две ноги? Мой первый муж был меркит, так, может быть, ты и меня будешь презирать за это? – с красным от злости лицом она гневно смотрела на сына.
Тэмугэ, опустив голову, замотал головой.
– Я вас всех спрашиваю. – Она обернулась к правой стене, где в ряд сидели остальные братья. – Вы и меня будете попрекать этим? Так я вам скажу: меня ваш отец, прославленный Есугей-багатур, почитал и уважал больше, чем любую другую женщину во всем монгольском племени, никому не давал в обиду, и после того меркита я ему родила всех вас.
Бортэ, покосившись, увидела сидевших у стены других братьев. Они, видно, недавно проснулись и были в одних нижних штанах. Низко опустив головы, виновато сопели под нос.
Оэлун, грозя им ремнем, говорила:
– Вбейте в свои глупые головы: меркиты такие же люди, как вы, они ничем не хуже вас, хоть и враги. А вы ничем не лучше других, хоть и потомки Хабула. Из вас, сыновей Есугея, пока что один-единственный – ваш старший брат – доказал, что он достойный потомок своих предков. А вы еще ничем себя не показали, чтобы так бахвалиться. Истинные мужчины не хвастливыми речами, а большими делами показывают свое достоинство. А что вы свершили такого, что можно было бы сказать, что чего-то стоите? Это ваш брат вытянул вас наверх, благодаря ему вы ходите задрав носы. Если бы не он, не его ум и отвага, вы и сейчас скитались бы по лесам и неизвестно еще, кем прожили бы на этой земле. Вот что вы должны знать. А раз так, то вы всеми силами должны стараться помогать своему брату, поддерживать его, и только тем вы сможете показать, что хоть чего-нибудь стоите на этой земле. А что вы вместо этого делаете? Вы портите ему жизнь, рушите его семью – бросаете палки в колеса телеги, на которой все сидите и которую он тащит изо всех сил. Если нет у вас ума, чтобы понять это, то и не называйте себя потомками великих людей, вы – выродки, которые только и делают, что позорят свой род, тянут его вниз. Понятно вам это или нет?
– Понятно, – вразнобой произнесли те, со страхом глядя на мать, впервые видя ее в таком гневе.
– Пойдем отсюда. – Мать Оэлун повернулась к двери. – А они пусть посидят тут и подумают своими черными головами. Сегодня не будем их кормить, говорят, мудрецы голодают, когда хотят, чтобы в голове появилась ясность. Вот пусть и у них немного прояснится. А ты запомни, – она еще раз обратилась к Тэмугэ, – если еще раз услышу, что ты снова показываешь норов, своей рукой вырву твою печень и брошу черной собаке. Понял ты меня?
– Понял.
– Все запомнили, что я вам сказала?
– Запомнили, – подавленно отвечали братья.
Бортэ за руку вывела разволновавшуюся свекровь наружу. Та сделала несколько шагов, встала, взявшись за стену юрты, жадно вдохнула холодного воздуха.
– Двадцать восемь лет живу на этой земле, – сказала она горестно. – И вижу одно и то же: войны и вражду между людьми. Думаю: появился бы кто-нибудь такой, чтоб остановил всех, заставил жить мирно. Даже дети, не успели еще и людьми стать, уже вражду заводят, зубы показывают. Что это за жизнь, кончится это когда-нибудь или нет?
Бортэ, не зная, что сказать в ответ, молчала.
III
Тэмуджин вернулся с западных границ через четыре дня. На той стороне улуса теперь размещались немалые части его владений, и потому те земли требовали к себе большего внимания. Еще осенью, когда прибыли возвращенные от Таргудая отцовские владения, подданные в основном были размещены посередине улуса, под защитой воинских куреней, а стада и табуны были отогнаны на западные окраины, где было много свободных пастбищ. Туда же, для охраны скота и укрепления границы, Тэмуджин переместил четыре войсковые тысячи, многие айлы табунщиков и пастухов. От этого улус его значительно расширился в ту сторону, приблизившись к границам кереитских владений.
В начале зимы, когда курени и стойбища перекочевали на южную сторону Керулена, к нему поступили первые сообщения о том, что на западной стороне неспокойно от кереитов, что те враждебно восприняли новое соседство и пытаются вытеснить их с пастбищ. Не обошлось без столкновений с их пограничными караулами, которые требовали от тэмуджиновских табунщиков отогнать свой скот. Тэмуджин тогда приказал своим табунщикам исполнить требование кереитов и отойти назад. Возмущенным своим тысячникам и сотникам, считавшим, что те земли до сих пор были ничейными, и рвавшимся указать соседям место, он велел воздержаться от прямых столкновений и не заводить лишней вражды.
Некоторое время со стороны кереитов не было вестей, но в последние дни они вновь стали приближаться со своим скотом к тем урочищам, где пасся скот Тэмуджина. Было похоже, что они не прочь потеснить его владения и дальше. В таком положении он и решил осмотреть те земли своими глазами, чтобы позже съездить к Тогорил-хану и договориться об общих границах.
В эту свою поездку он вместе с тысячниками Дохолху и Асалху осматривал пограничные земли, проезжая от урочища к урочищу вдоль кереитских владений. Издали оглядывая их стойбища и курени, они устанавливали, какие места нынче кереитами заняты, а какие – свободны, и запоминали, чтобы на следующий год соседи не вздумали заявлять права и на другие урочища. Уже сейчас многие места, которые прежде пустовали, как видел Тэмуджин во время своих прошлых поездок к кереитскому хану, теперь были заняты их стойбищами и табунами. Пора было установить твердые границы, чтобы каждая сторона знала свои и чужие владения.
