– Его алиби проверено, – коротко отозвался Карлос. – Я собираюсь поговорить еще с несколькими гостями ужина, но на данный момент все показания совпадают.
– Речь идет об узких временных рамках, – не унималась Ванья, злобно глядя на Карлоса, хоть он всего лишь выполнял свою работу. – Все, что нужно – отыскать несовпадение на десять-пятнадцать минут, и тогда он все еще может быть подозреваемым.
– У нас есть его ДНК? – спросил Себастиан.
– Мы узнаем результат экспертизы сегодня в течение дня, – ответила Урсула.
– Тогда это не он, – заключил Себастиан. – Человек, которого мы ищем, никогда бы добровольно не сдал образцы. Это не Тилльман.
Ванья подавила свое раздражение.
Он определенно прав.
Она сама пришла к тем же выводам дома у Тилльмана, но они основывались в целом не на его словах, а на том, как он говорил. Каждый раз, когда он был в чем-то уверен, в его голосе звучало такое надменное превосходство, словно он – большой ученый в помещении, полном идиотов. Ванью это бесило.
– Его машина на камерах. На местах двух преступлений.
Ванья не сдавалась. Отчасти потому, что на самом деле желала поставить Себастиана на место, но в большей степени потому, что ее не отпускали чувства, нахлынувшие в квартире Тилльмана.
Презрение и гнев, граничащий с ненавистью.
– Если это не он, возможно, кто-то другой физически осуществляет изнасилование, а Тилльман наблюдает. Он даже может подвозить преступника на своей машине, на записях же не видно, сколько людей в салоне.
По сравнению с последними делами, над которыми они вместе работали, это была, очевидно, не самая сумасшедшая теория, размышляла Ванья, глядя на их скептические гримасы, однако эта гипотеза без всякой необходимости притянута за уши. Особенно на такой ранней стадии расследования. Тилльман – первое и пока что единственное имя, которое всплыло в деле, но на данный момент все улики указывали на то, что это не он.
– Я просто хочу сказать, что все еще считаю его причастным к этому делу, – подытожила Ванья, разводя руками, словно пытаясь немного снизить градус напряженности.
– Нет, не считаешь, – объективно возразил Себастиан. – Для этого ты слишком профессиональна. Ты хочешь, чтобы он оказался причастен, но это совсем другое дело.
– Не нужно за меня решать, чего я хочу, – обескуражила всех присутствующих Ванья напором и злостью в голосе, выплюнув эти слова в ответ Себастиану. – Ты ни черта не знаешь о том, чего я хочу, и никогда не знал, а когда я сама тебе об этом рассказала – ты плевать на это хотел!
Настала неловкая тишина. Ванья немедленно раскаялась в своей несдержанности. Эмоции и антипатия, которые она испытывала по отношению к Тилльману, взяли верх над ее объективностью и профессионализмом, а когда ей на это указали, она отреагировала, казнив гонца.
Себастиан прав.
Снова.
– Простите, – тихо сказала она, обращаясь ко всем, за исключением Себастиана.
– Мы ничего не будем предпринимать по поводу Тилльмана, пока не получим результаты сравнения образцов ДНК, так что отложим решение до тех пор, – заявила Анне-Ли, положив конец обсуждению.
– Раз уж мы сейчас здесь собрались, – сказал Торкель, останавливая Анне-Ли, которая уже была на пути обратно к себе. – Нужно тщательнее изучить, кем была и как жила Ребекка Альм.
– Зачем?
– Аксель Вебер считает, что прежде уже слышал ее имя. Он откуда-то ее знает.
Анне-Ли наблюдала за тем, как члены Госкомиссии согласно кивают, словно сказанное Торкелем было очень существенно.
– Кто такой Аксель Вебер?
– Криминальный репортер из газеты «Экспрессен».
– Откуда нам известно, что он узнал имя Ребекки Альм?
– Он позвонил мне.
Анне-Ли осознавала пользу, которую приносит пресса, а также право общественности на получение информации, но в глубине души считала, что полицейские и журналисты находятся по разные стороны баррикад. Полицию частенько критикуют за утечки. Конечно, не умеешь держать язык за зубами – не становись полицейским. Но если бы сведения, которые следует хранить в тайне, не представляли интереса, по крайней мере не вызывали побуждения за них заплатить, часть проблемы была бы решена. Охота прессы за подробностями, которые могут привлечь читателя, в лучшем случае была пошлой, всегда осложняла ход расследования, а в худшем случае могла привести к тому, что преступник оставался на свободе. Ей не понравилось, что репортер вечерней газеты имеет прямой контакт с Торкелем, по всей видимости, на регулярной основе.
Речь шла о деле.
Ее деле.
Размышления Анне-Ли о том, где и как лучше будет донести до Торкеля свое мнение по этому поводу, были прерваны звонком ее мобильного.
* * *
Узкое, длинное помещение было предназначено для рабочих переговоров, небольших собраний или конфиденциальных телефонных разговоров. Три современных, но неудобных стула стояли вокруг небольшого круглого стола на толстом лохматом оранжевом коврике. Стелла Симонссон выбрала тот, что был дальше всех от двери. Она переставила его ближе к углу комнаты, так что можно было прислониться головой к покрывавшему стену яркому текстильному полотну. Ванья с Карлосом устроились напротив. Себастиан тоже присутствовал. Поначалу Ванья собиралась воспротивиться этому, но поняла, что ее недавний маленький срыв исчерпал сегодняшнюю квоту на противостояние Себастиану.
Когда они вошли в комнату, он принес для себя стул из мини-кухни и добровольно уселся позади Ваньи с Карлосом, у стены возле выхода. Сигнализируя, что намерен быть скорее зрителем, чем активным участником, и этой ролью вполне удовлетворен. Уже кое-что, думала Ванья, доставая блокнот для записей и ручку. Она положила их на стол, но внезапно обнаружила, что столешница по какой-то неведомой причине оказалась на одном уровне с сиденьями стульев, а может быть, и ниже. Ей показалось, что если она будет сидеть согнувшись, то может уронить свой авторитет, поэтому Ванья закинула ногу на ногу и положила блокнот на колено.
– Стелла Симонссон, я не ошибаюсь? – начала Ванья, глядя на женщину с взъерошенными черными волосами.
– Верно.
– Расскажите, зачем вы здесь.
Поерзав на стуле, Стелла подалась вперед и оперлась локтями на бедра. Она посмотрела Ванье прямо в глаза.
– Я читала об изнасилованиях. У меня есть клиент, который может иметь к ним отношение, – без малейших колебаний сказала она.
– Чем вы занимаетесь? – поинтересовался Карлос.
– Я работница интимной сферы.
Карлос догадывался, что она имеет в виду, однако исходил из того, что эта сфера охватывает также производство эротических фильмов, торговлю секс-игрушками, работу интимным консультантом, поэтому не хотел делать поспешных выводов на основе предубеждений.
