Они стали парой, съехались, родили Беллу, неплохо жили.
У них была вилла в хорошем районе, материальное благополучие, интересная работа.
Удавшаяся жизнь. Настолько, насколько вообще можно было ожидать.
Но Урсула никогда его не любила.
И тут в ее жизнь вошел Себастиан.
Со всей определенностью дал понять, что заинтересован в ней, желает ее, взял на себя всю инициативу. Ей вообще ничего не пришлось делать. Он окружил ее своим присутствием так, как никогда не делал Микке, и по этому ощущению Урсула до сих пор тосковала.
Себастиан стал первым, кого она действительно полюбила.
Она разглядывала Петроса, сидевшего наискосок от нее. Сможет ли он так окутать ее собой? Достучаться до нее, несмотря на то, что она никому не позволяла приблизиться к себе, преодолеть дистанцию, которую всегда держала? Или научиться с этим жить. Даже ценить такой порядок вещей. Как научился Себастиан.
Она осознала, что мысли о бывшем любовнике, очевидно, могут осложнить процесс, поэтому приказала себе перестать рассматривать ситуацию со стороны, анализируя все, словно она все еще была на работе, а ее личная жизнь была местом преступления, которое следовало скрупулезно изучить.
Если, конечно, в этом контексте вообще можно было говорить про жизнь.
Так она иногда думала.
Может быть, она появится у Урсулы теперь, если только она перестанет подвергать все и вся излишнему анализу? Так что она постаралась расслабиться и отдалась процессу.
Им принесли заказанную еду. Петрос оказался прав, она была чудо как хороша. И белое вино тоже. Урсула уже раздумывала над тем, чтобы заказать второй бокал. Беседа протекала свободно. В основном благодаря Петросу, который умело перемежал ничего не значащую болтовню интересными вопросами. Он выглядел заинтересованным, но при этом не старался выспросить лишнее, и их разговор не походил на собеседование. Очевидно, с домашним заданием он справился. Он запомнил все, что рассказывала ему Урсула, хотя справедливости ради нужно признать – рассказала она не так уж много. Сама же Урсула ни за что не смогла бы припомнить, как зовут его детей.
В один из кратких моментов тишины, которая тем не менее не казалась неловкой, Урсула сделала попытку взять инициативу на себя, задать какие-то вопросы ему. Что ей было о нем известно?
Имя, возраст, гражданский статус, профессия и то, что вчера он был занят.
– Где ты был вчера? – спросила Урсула, довольная тем, что теперь тему для разговора выбрала она.
– В Вестеросе, у нас там полно клиентов.
– Однажды мы расследовали дело в Вестеросе, – сказала Урсула.
– Вы нашли преступника?
– Да.
О расследовании он больше не спрашивал. Она это оценила. В том ограниченном кругу общения, в каком она вращалась последние годы, большинство людей жаждали узнать детали расследований, как только им становилось известно, где работала Урсула. Ее хотели прочесть, словно чертову газетенку «Преступления недели».
Вестерос она помнила хорошо. Дело оказалось необычайно трагическим. Но в основном все это врезалось ей в память потому, что там она впервые за много лет вновь встретилась с Себастианом.
На этом месте она помедлила. Выпила последний глоток вина. Однозначно решила заказать еще.
Расслабиться и быть здесь.
Не думать о Себастиане.
* * *
На этот раз сон был долгим и обстоятельным, с множеством деталей.
Все началось в номере отеля поздним утром. Лили в спортивной форме машет на прощание рукой.
Жар, обступающий влажной стеной на выходе из отеля.
Решение пойти на берег, вместо того чтобы побыть у бассейна. Маленькая ладошка Сабины в его руке, большим пальцем он гладит дешевое маленькое колечко с бабочкой, которое дочь надела на указательный пальчик.
Слова, которые она говорит, увидев по дороге на пляж ребенка с надувным дельфином.
– Папа, я тоже такого хочу!
Ее последние слова, обращенные к нему.
Широкий обнажившийся берег. Себастиан ошибочно принимает это за отлив.
Смесь страха и восторга, когда он отпускает ее, все еще немного побаивавшуюся воды, поплавать на животе.
Игра и смех.
Он и его дочь в теплой воде.
Ее нежные ладошки на его щеках. Ее маленькое теплое тельце рядом с ним. Ее запах – детское мыло и солнцезащитный крем. Ощущение безусловной, безграничной любви. Идеальная жизнь.
Потом гул.
Стена воды.
Беспощадный хаос.
Ее маленькая ладошка все еще в его руке. Единственная мысль. Во что бы то ни стало не отпускать. Вся жизнь в правой руке. Инстинктивное понимание. Он упустил ее. Потерял. Навсегда.
Себастиан совершил ошибку, когда, вернувшись в гостиницу, решил лечь в постель. Он лишь хотел немного отдохнуть. Было раннее утро.
Теперь он сидел на кровати, пытаясь размять судорожно сжатую правую руку. К своему удивлению, обнаружил, что у него мокрые щеки. Он провел по лицу рукой, ожидая, что увидит на ней кровь, что он каким-то образом во сне нанес себе рану. Себастиан не ожидал увидеть слезы. Он уже привык просыпаться в отчаянии, в сомнениях, в пустоте, но плакал он очень редко. Однако в последние месяцы сон значительно усилил свое разрушительное воздействие на Себастиана.
Теперь сон приходил к нему по два раза в сутки.
Себастиан выяснил причину помимо собственной воли. Не могло ли быть так, что чем больше отдаляется от него Ванья, тем чаще во сне к нему приходит Сабина? Что тоска по одной дочери выражает себя воспоминанием о другой? Как психолог, он не подписался бы под такой гипотезой, но Себастиана не отпускала мысль, что, когда все было в порядке, или, по крайней мере, у них с Ваньей бывало перемирие, он чувствовал себя лучше.
Сон являлся реже. И не нес в себе такой разрушительной силы.
Теперь они с Ваньей снова были в состоянии войны. Целиком и полностью по его вине. Она могла бы быть в его жизни, разыграй он свои козыри чуть мудрее. Поначалу она инстинктивно думала о нем плохо, как и большинство людей, коих он не предпринимал попытки затащить в свою постель. Но это было до того, как Себастиан узнал, кто она. Что она – его. Чем больше проблем у нее возникало в отношениях с матерью и Вальдемаром, тем сильнее тянулась она к нему. Они определенно уже были на пути к чему-то, когда после свадьбы Билли Себастиан рассказал Ванье, что она его дочь.
Тогда она согласилась принять его в свою жизнь.
Медленными шажками они приближались к чему-то хорошему. И он все уничтожил. Конечно. Действовал за ее спиной. Предал ее. Объединился с единственным человеком, которого она действительно ненавидела. Наплевал на ее единственную просьбу: держаться подальше от Анны.
