– Значит, живем как прежде, – улыбнулась Сильвия.
– Вот именно.
Николь заметила, как яростно закивал Марк. Он поймал на себе ее взгляд и снова попробовал улыбнуться, но она опять отвернулась. Правда оставалась правдой: все трое были в том подвале отеля, все участвовали в убийстве брата Чана.
На короткое мгновение Николь захотелось вернуться в прошлое. Несмотря на размолвки, она любила сестру, но вновь и вновь вспоминала ее в объятиях Марка, что вызывало на душе пустоту. Сильвии досталось красивое личико, семейный бизнес, а теперь, по всей видимости, и мужчина.
– Я слышала, что город будет в осаде, – сказала Николь, нарушая тишину и пытаясь унять внутренний ураган.
– Николь, где тебе такое сказали? – спросил отец.
Она пожала плечами.
– Ерунда! – возразила Сильвия. – Разве ты не слышала слова папы?
– Я не с тобой разговаривала, – огрызнулась Николь.
– Ради всего святого, не будь ребенком.
Стараясь не обращать внимания на то, как сильно задели ее слова сестры, Николь повернулась к отцу:
– Во время войны люди сильно голодали?
– Французы не так уж сильно.
– Я говорю о вьетнамцах.
Отец выпятил вперед подбородок.
– Голод был зверский.
– Говорят, что трупы горами лежали на улицах.
– Да.
– Не думаешь ли ты, что у них есть причина точить на нас зуб?
– Мировая война давно закончилась, chérie. Нужно смотреть в будущее и дальше стоить крепкий французский Индокитай.
Николь изогнула брови, но ничего больше не сказала. Она посмотрела на отцовские ладони – руки убийцы, не зная, как можно и дальше любить его. Странно, но все же она его любила. Однако доверие и любовь разные вещи, напомнила себе Николь. А что насчет Марка? Зачем он проявлял к ней такую заботу и симпатию, когда все это время желал Сильвию? Николь ни о чем его не просила, он ничего не обещал, но все же она не сомневалась, что между ними промелькнула искра. Чувствовала это, как и он. Их отношения могли пойти по миллиону дорог, но теперь не осталось ни одной.
Она снова старалась найти в уме оправдание случившемуся: Марк не знал, что произойдет, он не хотел становиться свидетелем убийства, его вынудили. Воскрешая в памяти момент, когда Марк целует Сильвию, она неизменно видела всколыхнувшуюся челку, упавшую на грудь голову, слышала отвратительное бульканье. Марк, сестра, голова убитого юноши были связаны воедино на веки вечные.
Разве может Николь теперь думать о нем? Ей снова стало до боли обидно, щеки вспыхнули, но нет, она не заплачет перед ними. Николь встала и бросилась прочь из комнаты. Случайно она задела стеклянную вазу с желтыми розами, и та с грохотом разбилась, но Николь не сбавила шагу. В холле набрала в легкие побольше воздуха и обхватила себя руками. За спиной раздались повышенные голоса, и следом за ней появился Марк.
– Николь, что такое? Почему ты огорчена?
Она не могла вымолвить ни слова, как и взглянуть на Марка. Николь упрямо отвернулась. Он коснулся ее руки, но девушка смахнула его ладонь.
– Не трогай меня, – произнесла она, стараясь не выдать дрожи в голосе.
– Я в чем-то провинился?
Николь повернулась к нему лицом:
– Это ты мне скажи.
– Похоже на то. Не расскажешь, в чем дело? Это как-то связано с твоей матерью? С тем, что у нее скоро день рождения?
– С мамой?
– Сильвия рассказала о ее смерти более подробно. Мне очень жаль. – Марк замолчал, подбирая слова. Его взгляд наполнился грустью. Спрятав руки в карманы, он покачал головой. – Конечно, ты знаешь, что моя мать тоже умерла. Это сильно отразилось на всей моей жизни. Я тебя понимаю.
– Ничего ты не понимаешь.
Под сердитым взглядом Николь Марк замялся.
– Но твоя мама не умерла, когда ты появился на свет. Этого мне никогда не позволяли забыть.
– Николь…
Марк снова протянул к ней руку, но она отступила на шаг и побежала вниз по лестнице.
Глава 13
Николь не могла выкинуть из памяти ночь бала. То и дело вспыхивали воспоминания, заставляя проснуться среди ночи: взмах челки, бульканье – ни на что не похожий звук, – обмякшее тело. Она видела это снова и снова. В августе стояла такая жара, что сон не шел. Но как оставить все позади, если не провалиться в сон? Николь замахала руками, стараясь прогнать кошмары. «Нет, только не опять!» – хотелось кричать ей. Должно быть, она все же уснула, а проснулась от собственного крика. С обеспокоенным видом в комнату заглянула Сильвия. Сестра поджала бледные губы.
Николь вздрогнула, когда Сильвия присела к ней на кровать.
– Ты в порядке? – Сестра положила руку на плечи Николь. – Сейчас середина ночи. Ты будто призрака увидела.
– Да ты и сама неважно выглядишь.
Николь перевела взгляд на руки сестры с красивыми, как у музыканта, длинными пальцами и аккуратными ноготками. Николь спрятала свои ладони под покрывало, однако скрыть страха не могла. А хуже всего, в душу закрались сомнения. Они проникали все глубже, тяготили, навсегда лишая покоя.
Кому же ей довериться? Николь посмотрела на сестру, изучая ее лицо.
– Как ты так живешь?
Сильвия сочувственно улыбнулась:
– Не так просто, как тебе кажется.
– О чем ты?
– Не только тебе снятся кошмары. У меня свои тревоги.
Николь заметила, что у сестры дрожат руки.
– Расскажи о них, – попросила она, желая поговорить по душам, как водится между сестрами.
Сильвия некоторое время не двигалась.
– Нечего тут говорить, – не задумываясь, ответила она. – Я просто приболела.
Ужасные образы вновь наводнили мысли, и Николь застонала. Не поэтому ли приболела Сильвия? Может, она вспоминала то же самое?
– Хочешь теплого молока и немного бренди?
Николь была тронута заботой, но ей следовало кое-что выяснить.
– Так ты встречаешься с Марком?
– Сама знаешь, что да.
* * *
На следующее утро, когда первые солнечные лучи пронзили темноту, Николь тихонько вылезла из постели и осторожно поставила обе ноги на коврик, чтобы не попасть на сломанную паркетную доску. Она распахнула окно, затем облокотилась о перила, шедшие вдоль тыльной части дома. Пребывая в подавленном состоянии, она все равно любовалась порхающими пташками, серебристой гладью прудов. Николь вздохнула полной грудью. Улицы прогревались на солнце, день обещал быть влажным, но не дождливым. Николь надела свободные хлопчатобумажные брюки и топ в тон, после чего спустилась на кухню.
