– Тебе он не нравится?
– Нравится. Дело не в этом. Когда она вернулась… что ж, скажем так, в раю не все так спокойно. Не хочу сказать, что мне ее не жаль, но…
– Думаешь, Марк ее не любит? – Николь заметила, как у нее подпрыгнуло сердце. – И поэтому она уехала?
– Очевидно, что она расстроилась. – Лиза замолчала. – Да что я вообще знаю?
– Лиза, ты знаешь больше, чем кто-либо другой. Как и всегда.
Глава 21
Напряжение в городе росло. Изредка слышались выстрелы, изменилась сама атмосфера. Стоило сто раз подумать, куда пойти и с кем встретиться. По пыльным улицам носились курицы, коты нежились на солнышке, но Ханой превратился в город теней. Большую часть времени Николь сидела на деревянной скамейке верхнего этажа магазина, стараясь чем-нибудь занять себя. В остальное время она всматривалась в даль, вслушиваясь в голоса солдат или стук армейских ботинок. Чан так и не позвонил, хотя она на это надеялась. Должно быть, он считал, что все телефоны прослушиваются французами. Он мог поговорить с ней лишь при личной встрече, но сейчас находился далеко на севере, и Николь понятия не имела, что происходит.
Никто не пришел к ней насчет туннелей, а Чан объявился только несколько недель спустя. Как-то днем Николь уже собиралась закрыть магазин – опустила жалюзи, держа в руках ключи, и тут увидела его. Николь сразу же заметила, как он исхудал. Чан снял шейный платок и вытер им лицо. Выглядел он изможденным. На его коже отчетливо проступало родимое пятно, череп был гладко выбрит, а когда Чан обнял ее, она ощутила его выступающие ребра. Пелена слез застлала ей глаза, а радость оказалась столь сильной, что Николь позабыла о всякой слежке.
– Нам лучше зайти. – Чан потянул ее внутрь.
– Конечно.
Опомнившись, Николь закрыла дверь.
Чан достал что-то из кармана. К удивлению Николь, он протянул ей плитку шоколада.
– Шоколад! Чан, где ты был? Я не знала, жив ты или мертв!
– Я был в Баккане. Это один из центров сопротивления. Николь, ты бы только его видела!
Она выглянула на улицу.
– Дай я сперва запру дверь, а потом все расскажешь.
Чан не мог остановить поток слов. Николь слушала его, а мысли мчались вперед. С горящим взглядом он рассказывал о присоединившейся к ним интеллигенции, об актерах, певцах и музыкантах. Чан поведал ей, что Вьетминь прячет в горах запасы риса, оставляя его на черный день. В пещерах оборудуют фабрики, где делают все – от мыла до амуниции.
– Когда в сорок седьмом французы разбомбили Баккан, мы ушли в горы. Они думали, что сотрут нас с лица земли, захватив наших лидеров и уничтожив армию. Но это не сработало.
– И что происходит теперь?
– Война, – ответил Чан. – С нами крестьяне. Скоро французов ждет сокрушительное поражение.
– Почему ты не связался со мной? Я думала, что ты погиб.
– Слишком опасно. Американцы пристально за тобой следили.
– Марк?
Чан кивнул.
– Теперь ЦРУ тесно сотрудничает с французами, обменивается разведданными о наших передвижениях. Они учат других обманывать и предавать, называя это методами работы разведки. Им нельзя доверять. Закрой магазин, Николь, и поехали со мной.
– Но я не могу сражаться.
Потрясенная его словами о Марке, Николь поняла, что ее жизнь раскололась надвое.
– Если ты останешься, он будет манипулировать тобою. А у нас ты можешь выступать в представлениях. Есть несколько гастролирующих театральных трупп, которые просвещают людей.
– Пропаганда?
– Можно сказать и так. Я называю это просвещением. Только музыка может так вдохновлять крестьян. Зачем растрачивать свою жизнь, притворяясь тем, кем ты не являешься? Идем с нами!
– Ты только поэтому пришел на премьеру? Проверить, хорошо ли я пою?
– Я и так знал, что хорошо. Но я привел еще одного человека, чтобы показать и ему. Он композитор, пишет чудесные песни на основе народных сказок. Труппы путешествуют по пригородам, выступая для армейских отрядов и в деревнях. Иногда ставят пьесы. Как бродячие менестрели, несущие послание.
– Чтобы внушить людям ненависть к Франции. – Николь покачала головой. – Не забывай, я наполовину француженка.
– Я же говорил тебе. Настанет момент, когда придется выбирать.
– Но я не могу повернуться спиной к семье. В любом случае Вьетминь не примет меня.
Чан покачал головой:
– Мне кажется, ты ошибаешься.
Он протянул к ней руку, и Николь повела его наверх передохнуть. Она поставила в вазу у кровати веточки жасмина, и комната утонула в сладком аромате. Чан разулся, лег на спину и закрыл глаза. Николь устроилась рядом, ожидая, что он сразу же уснет.
Она так долго была одна, что тело отчаянно нуждалось в прикосновении. И хотя Николь испытывала неловкость от их близости, ей стало приятно, когда Чан дотронулся до ее руки. Он развернулся к ней лицом, и Николь увидела морщинки вокруг его глаз. Она совсем не ожидала того, что произошло дальше. Чан приобнял ее и притянул к себе. Потом методично расстегнул блузку, пуговка за пуговкой, все это время не отводя взгляда от Николь. Подогреваемая желанием, которое увидела в его глазах, девушка выпрямилась и сняла рубашку, потом избавилась от прочей одежды.
Чан потянулся к Николь, но она настояла, чтобы он тоже разделся. Он послушно снял с себя вещи, и они посмотрели друг на друга. Николь провела пальцами по его ребрам, ладоням, изучая почерневшие сломанные ногти и тело в ссадинах и синяках. Он коснулся ямочки на ее ключице. Может, они и поспешили, подумала Николь, но ей так хотелось, чтобы ее приласкали. Они занимались любовью без лишней страсти, нежно, как старые знакомые.
– Это мой первый раз, – прошептала Николь, готовая расплакаться.
Она провела пальцем по родимому пятну на его шее.
– Мы оба отмечены, да?
Чан поцеловал ее. Когда все закончилось, Николь, вся вспотевшая, вытянулась вдоль его тела.
– Теперь мы товарищи? – спросил он.
Некоторое время они лежали в тишине.
После Николь приготовила простой ужин из риса и курицы, и Чан с жадностью поел.
– Ты такой худой, – сказала она.
– Было непросто.
– Я не знаю, что делать. Если уеду с тобой, меня станут искать.
Чан покачал головой:
– Если не уедешь, за тобой будут следить. Увидишь, насколько ты важна своей драгоценной семье. Ты не можешь спасти всех.
– Я и не пытаюсь. К тому же я ничего не сделала.
– Тебя видели со мной. Этого достаточно. Сейчас мне пора идти, но я скоро вернусь.
– Не уходи.
