– А я подумала, что именно поэтому ты меня любишь.
Вокруг его глаз собрались морщинки, а глаза повеселели.
– Не помню, чтобы я говорил такое.
Он любил ее. Она знала. Правда, он ни разу не произнес этого вслух.
– И насколько сильно ты меня «не любишь»?
– Крайне, безумно, без меры…
– До бесконечности, как говорила Лиза.
– Можно и так.
– Что ж, если я не могу вязать, тогда буду готовить.
– Конечно, если ты любишь подгорелый рис…
– Это несправедливо!
Марк бросил сорняки на землю, нагнулся и страстно поцеловал Николь. Она ощутила всю силу его любви.
– Отложим на время садоводство? – предложил он.
После любовных утех они лежали в постели и следили за угасающим светом. Когда стемнело, Николь зажгла масляную лампу возле кровати и спросила Марка про его семью.
– Нечего рассказывать, – проговорил он. – Моя мать была русской, ты это уже знаешь.
– И поэтому ты знаешь язык?
– Да. Она вовремя уехала из России, но всего лишилась и так и не смогла с этим смириться.
– А как она умерла, могу я у тебя спросить?
Марк покачал головой.
– Это произошло после моего двенадцатилетия. – Марк замолчал. – Боюсь, она покончила с собой после того, как погиб новорожденный младенец… ее нашел я.
– Бог ты мой! Какой ужас. Мне так жаль.
– Она изо всех сил старалась сохранять рассудок, но не вышло. По правде говоря, она была очень страстной русской женщиной и любила широкие жесты.
– Так суицид и был таким жестом?
– Нет, дело не в этом. Иногда она становилась эмоциональной. Ей нравилось вылетать из комнаты, как ураган. Отец ее любил, но до конца не понимал.
– Но ведь она потеряла обоих родителей. Должно быть, со смертью малыша что-то внутри ее сломалось.
– Да. После ее смерти было тяжко. Отец замкнулся в себе. Я чувствовал себя одиноким. Из-под моих ног выбили почву. Я не понимал, кто я такой. Может, поэтому и берусь за подобную работу. Я могу быть кем угодно.
Николь взяла его руку и положила к себе на живот.
– Надеюсь, мы сможем хоть как-то восполнить твою утрату.
– Я постараюсь сделать так, чтобы малыш никогда не прошел через подобное.
– Мы будем счастливы. Этот ребенок все расставит по местам. Вот увидишь.
– Николь, для меня это правда важно. Надеюсь, ты понимаешь.
Он коснулся губами ее шеи, потом поцелуями проложил дорожку от уха до груди, пока она не оказалась вся в его власти. Марк прижался щекой к ее животу.
– Что ты там слушаешь? – прошептала Николь.
– Не мешай, это разговор двух умных людей.
Она шутливо хлопнула его подушкой по голове.
– Я устала, – сказала Николь. – Может, ты сам что-нибудь приготовишь?
Марк засмеялся:
– Пожалуй, обойдусь подгорелым рисом.
Глава 30
Николь распахнула окна настежь. Она полюбила старый квартал с его пленительным ароматом жареного лука-шалота, узкими переулками, открытыми рынками, гвалтом торговцев, которые искушали вкусной едой. Она шла на поправку, но вскоре растущий живот мог стать проблемой. Улицы под этим ярко-голубым небом наполнялись ароматом карамели и пельменей, и Николь чувствовала себя безгранично счастливой. Когда в магазин ввалилась У Лан с двумя сумками продуктов, Николь с любопытством посмотрела на подругу.
– Что там у тебя? – спросила Николь, следуя за У Лан на кухню.
– Я научу тебя готовить по-вьетнамски по-настоящему. Твой шпинат на пару не слишком сытный, не говоря уж о том, что он делает с маминым пищеварением. Приготовим второй ужин.
– С чего начнем? – улыбнулась Николь.
– С разбора сумок.
Сперва она достала красный и зеленый латук, потом огромный пучок кориандра, немного сельдерея и другой зелени.
– Лимонный аромат, – принюхалась Николь.
– Посмотри во второй сумке.
Николь открыла ее.
– Домашняя белая вермишель. Так что мы будем готовить?
– Бун ча. Но ты пропустила самый важный ингредиент. Свинину. Мы нарежем салат, сделаем бульон и обжарим свинину на углях во дворе.
Они занимались готовкой в приятной тишине. Николь нарезала овощи, пока У Лан варила бульон.
Когда принялись за обжарку, воздух наполнился насыщенным сладковатым ароматом свинины. У Николь потекли слюнки, и У Лан наконец опустила мясо в бульон.
– Готово. Давай уже есть. – Подруга поставила перед Николь три миски – с лапшой, мясом и бульоном и нарезанной зеленью.
Николь последовала примеру У Лан, которая взяла салата, потом лапши, опустила все это в бульон и подхватила кусочек мяса.
– Очень вкусно, – сказала Николь, отправляя в рот вторую порцию. – Спасибо тебе. То, что было мне нужно. В следующий раз попробую приготовить бун ча сама.
* * *
Сквозь приоткрытые шторы пробивались лучи уходящего солнца, и Николь притаилась на втором этаже магазина. Снизу долетали французские голоса. Она попросила У Лан не выдавать ее и сказать, что она не знает о местонахождении хозяйки. Подруга сдержала слово, и вскоре незваные гости ушли. Из-за занавески Николь провожала взглядом их спины. Ее уверенность пошатнулась, когда она заметила среди них Жиро.
У Лан поднялась по лестнице.
– Ты слышала это?
Николь кивнула.
– А если они арестуют меня за то, что я приютила тебя? Мне стоит подумать о маме.
– Тебя не арестуют.
Николь убедилась, что полицейские ушли, и полностью задернула шторы. В этот момент У Лан бросила взгляд на ее живот, впервые заметив, как тот округлился.
– Боже, нет! Что же ты наделала! Вы даже не женаты.
– Не будь столь старомодной. Разве ты не рада за меня?
– С каких пор старомодно, чтобы у ребенка был отец? Ты беременна от Чана?
– Нет, мы были вместе лишь раз, задолго до того, как отправились на север.
– От Марка?
– Да.
– Разве ты не понимаешь, что не сможешь воспитывать ребенка здесь, ведь он не будет похож на вьетнамца. А сейчас…
Воздух вдруг стал свинцовым.
– Прошу, не говори никому.
– Конечно не скажу, но если французы снова придут, мне придется подумать о матери.
Николь кивнула.
– Нужно вывезти тебя отсюда, возможно во Францию, где твой ребенок не будет выделяться.
