– Возможно.
Взгляд Сильвии помрачнел.
– Я хочу вернуться. Почему все так сложно?
– Вернуться куда? – спросила Николь, понимая, что сестра затерялась в своих мыслях. – Я тебя не понимаю.
– Туда, где этого еще не было. В прошлое. – Сильвия заламывала руки. Казалось, она обезумела от страха, но тут словно бы очнулась. – Мы должны сделать для Селесты все, что в наших силах. Если победа будет за Вьетминем, с ее светлыми волосами и голубыми глазами ей тут не выжить.
– Мне нужно придумать, как по-быстрому вывезти ее. Может, в Сайгон? Что ты думаешь?
Когда Сильвия хотела ответить, выключили свет.
Николь обернулась. Что это значило? Может, Вьетминь уже в городе? Они подорвали генераторы электричества?
– Возьми Селесту на руки, а я спущусь в подвал.
Она представила, что весь город погрузился во тьму, а по улицам снуют мужчины и женщины в черных одеждах. Теперь оба соседних дома пустовали, и доверять было некому. Николь старалась сохранять спокойствие. Она поискала фонарь, который они всегда держали в прихожей. Когда она добралась до электрического щитка, то увидела, что там перегорел провод. Всего-то. Николь по-быстрому все починила и, когда снова появился свет, посмотрела на старую кирпичную стену, где проходил телефонный кабель. Что-то выглядело не так. Она отодвинула доску, стоявшую возле стены, и нашла шнур. Оказывается, проблема с телефоном была вовсе не в кабеле. Николь сделала в уме пометку позвать утром электрика. Похоже, провод оборвало случайно.
Глава 37
После панических прогнозов Сильвии прошло несколько дней, и ничего не происходило. В это короткое затишье все газеты кричали о том, что боевой дух французов укрепился. Несмотря на ожесточенные бои и большие потери, французские войска, судя по слухам, сохраняли преимущество. В заголовках то и дело появлялись просьбы о помощи, ждали вмешательства Америки, которое вскоре и последовало.
Точной информации не было, и на улицах повисла напряженная атмосфера. Николь хотела забыться во сне, но не могла выкинуть из головы тревоги о Марке. Она гнала прочь мрачные мысли, однако ночи тянулись нестерпимо долго, а ее сердце готово было расколоться на части. Утром она смотрела на себя в зеркало и видела лиловые круги под глазами. Несмотря на наступательные действия и контратаки, французы не слишком преуспели. Плохие вести приходили одна за другой, Ханой охватила паника. Николь устала ждать, ее мучило собственное бессилие и то, что она никак не могла повлиять на свое будущее. В одну такую тягостную ночь она решила, что терпеть и дальше невозможно. Что бы ни говорила Сильвия, давно следовало уехать.
Николь решила заглянуть в отцовский шкаф для документов – вдруг что-то пригодится в дорогу. Сперва она не увидела ничего полезного, но потом заметила папку без всяких пометок. Николь открыла ее и обнаружила два конверта, адресованных ей, и три ее собственных письма Марку, которые не были отправлены. В груди все сдавило от боли, но она пересилила себя. Оба послания от Марка были вскрыты. Она достала пачку долларов и листок белой бумаги, датированный шестым февраля, вскоре после рождения Селесты. В этом письме Марк сообщал, как он счастлив благодаря рождению ребенка и как мечтает увидеть их. Николь словно слышала его голос. Охваченная чувствами, она стала читать дальше – Марк писал, что беспокоится за ее безопасность. Он убеждал, что пришло время продать все имущество. Николь достала второе письмо, датированное пятым марта. В нем Марк сообщал, что не может дождаться их воссоединения, но не понимал, почему она перестала писать. Он предполагал, что виною уже состоявшийся отъезд во Францию, и настаивал на ее немедленном отъезде, если она этого еще не сделала. Не было смысла откладывать. Вновь он писал, что Лиза живет в Нарбонне, и повторно приложил адрес.
У Николь голова пошла кругом от мысли, что Марк жив, – по крайней мере, был жив в марте.
Он писал, что переезжает с места на место и не может оставить адрес, но просил ее сообщить о своем местоположении через посольство. В конце письма Марк молил Николь не забывать, что он любит ее. Она прижала письмо к груди. Разве можно такое забыть!
Но радость пришла к ней ненадолго, ведь следом она осознала горькую правду. Смятение уступило место потрясению и растущему гневу. Как сестра могла так поступить? Николь прижала ладонь ко лбу, стараясь думать ясно. Она поднялась к себе в спальню и спрятала паспорт и свидетельство о рождении Селесты под сломанной доской в полу. Туда же Николь положила и деньги, закрыв все ковриком.
Намереваясь расспросить Сильвию о письмах, как только она придет домой, Николь кружила по комнате. Она так мечтала об идиллии в отношениях, особенно после того, как та проявила заботу при родах, но в то же время злилась на себя, что поверила в перемены. Теперь предстояло спасти дочь. Все прочее не имело значения.
Пытаясь выяснить местонахождение Марка через старый офис ЦРУ, Николь расспрашивала немногочисленных служащих, которые остались на втором этаже отеля «Метрополь». Никто ей ничего не сказал, о Марке вестей не было. Николь собрала оставшиеся вещи, чтобы быстро продать на рынке, возникшем в центре города. Чем больше денег она соберет, тем выше их с дочерью шансы. Все распродавали движимое имущество, и Николь, забрав из прихожей поднос с перламутром, продала его за бесценок. После этого успешно избавилась от коллекции сине-белой вьетнамской керамики. Затем свалила в кучу шелковые абажуры, драгоценности и все, до чего могла дотянуться, загрузила в коляску с Селестой и отвезла на рынок. Николь не предавалась ностальгии. Только в мирное время можно позволить себе такую роскошь – оглядываться назад.
Тем вечером Сильвия вернулась домой и ворвалась в комнату Николь с таким видом, будто бежала вверх по лестнице от самой кухни.
– Что ты наделала? Все исчезло.
Николь лежала в постели и читала, а ребенок спал рядом с ней. Девушка посмотрела на Сильвию, захлопнула книгу и села.
– Не разбуди Селесту.
Сильвия нахмурилась. Она с трудом сдерживала себя.
– Почему ты так нервничаешь? Разве не видишь, что весь Ханой занят тем же? Я говорила тебе, что стоит избавиться от всего, пока у нас есть шанс. И Марк сказал то же самое. – Николь поднялась на ноги, боясь потревожить Селесту. Потом выпрямилась. – Почему ты спрятала его письма, а также мои для него?
Сильвия шагнула назад, но ничего не ответила. Николь заметила, как задрожали у сестры губы, а глаза расширились. Она не была похожа на саму себя.
– Сильвия?
Выглядела сестра так, будто могла броситься на нее, но вместо этого она отпрянула, словно лишившись сил. Бледная и опустошенная, Сильвия присела на край кровати.
Николь попыталась совладать с эмоциями, но Сильвия совершила непростительный поступок.
– Ради всего святого, Сильвия, ты же знала, как сильно я ждала известий от Марка. Как боялась, что он погиб. Зачем ты так со мной?
