Когда Николь наконец придумала, как ей быть, то достала свою старую вьетнамскую одежду и еле влезла в нее, совершенно вспотев. Потом взяла такси вместо велорикши, страдая на заднем сиденье от духоты. Краем одежды Николь смахнула пот со лба, потом опустила стекло и вдохнула запах летнего зноя вперемешку с пылью. В последнее время Сильвия странно себя вела, и Николь даже подумать не могла, что было у сестры на уме. А что, если Сильвия врала? Что, если она не собиралась ехать в квартиру отца?
Когда такси приблизилось к магазину шелка, Николь расплатилась и вышла, чтобы отпереть дверь. От приступа слабости девушка прильнула к дверному косяку. Выпить бы сейчас воды. Она ничего не ела, да и не хотела.
У Лан немедленно вышла на улицу – должно быть, смотрела в окно.
– Я слышала, что у тебя родился ребенок. Все в порядке? Я тебя несколько месяцев не видела… – Подруга замолчала и протянула руку. – Выглядишь ты ужасно.
Николь задрожала.
– Я хочу пить.
– Кофе. Давай сварю тебе.
– Мне необходимо добраться до Хайфона.
У Николь застучали зубы. Она слышала, как этот звук эхом отдается в голове.
– Ты никуда не поедешь в таком состоянии.
– Со мной все будет хорошо. – Глаза Николь увлажнились, но времени на слезы не было, и она смахнула их. – Я позволила ей забрать мою малышку. Но с Селестой не все в порядке, как и с моей сестрой. Мне нужно отправиться следом.
У Лан с сомнением посмотрела на Николь:
– Разве ты не слышала новости? Дьенбьенфу пал. Французы отступают. Там тысячи погибших и тысячи раненых. Выживших попытаются вернуть, так что на дорогах сейчас хаос. Проще добраться до Сайгона.
– Нет. Сильвия отправилась в Хайфон. Она договорилась о каюте на лайнере, который отправляется во Францию. Я скопила немного денег, но мне нужно больше, чтобы последовать за ней.
– Насколько я слышала, американцы эвакуируют французов и своих задаром. По крайней мере, в Сайгон. Но сперва тебе нужно отдохнуть.
Николь покачала головой:
– Я бы не просила тебя ни о чем, не будь я в отчаянии, но я не знаю другого способа добраться до Хайфона. Могу я взять мотоцикл твоего кузена?
У Лан улыбнулась:
– Там еще есть бензин. Если другого выхода нет, бери, конечно.
– Ты уверена? Возможно, ты никогда не получишь его обратно. Когда смогу, я пришлю тебе денег.
У Лан покачала головой:
– Это не важно.
– Прости, что не принесла Селесту повидаться с тобой. Боялась, что объявится Чан.
Николь закрыла глаза, и на секунду у нее голова пошла кругом. Нет, она ведь не заболеет опять?
– Да ты вся горишь. – У Лан дотронулась до ее подбородка и шеи. – Зайди в дом.
Николь прислонилась к У Лан, и та помогла ей войти.
– Что с твоей матерью? Она не будет против?
– Она умерла.
Николь шагнула назад и посмотрела на подругу:
– Мне очень жаль.
У Лан пожала плечами.
Теперь она отправилась к предкам. Но если Чан вернется, то станет искать тебя в магазине или здесь. Уезжай, как только сможешь.
Николь слегка нагнулась и уперлась ладонью в стену, чтобы найти равновесие. Голова отяжелела, все кругом поплыло, ноги стали ватными.
– Мне так жаль…
В последующие несколько часов жар усилился. У Лан сказала, что та же болезнь гуляет по округе, переносилась она тяжело, но длилась недолго. Все силы Николь утекали в пропасть, что разверзлась в душе. Мысли крутились возле ребенка, но следовало признать, что она не могла сейчас управлять мотоциклом.
Весь день ее знобило, а ночью рвало. Когда У Лан принесла ей таз и придержала волосы, Николь забеспокоилась, что Селесте сейчас тоже плохо. Сильвия не причинит вреда ребенку, но ее дочка такая маленькая и уязвимая. Знает ли сестра, что нужно делать? От мысли, что ребенок умрет вдали от матери, Николь безудержно затряслась. Шли часы, а дрожь не проходила.
– Принесу ей одеяло, – услышала она слова У Лан, которая обращалась к другому человеку в комнате. – Ее все еще знобит, температура очень высокая. Сделаешь ей теплое питье?
Николь услышала мужской голос, но не видела, кто это. Она оплакивала потерю дочки и не желала ничего чувствовать. Николь больше не могла терпеть эту муку. Она услышала приглушенный шум с улицы – там что-то творилось, но девушка слишком устала для вопросов.
К утру ее тело справилось с жаром, но слабость не проходила. Николь лежала с открытыми глазами, привыкая к тусклому освещению. Она уловила шуршание на пороге комнаты и напряглась. Сперва до нее долетел запах перца, и только потом она увидела мужчину. Николь пронзил страх.
Со стаканом воды к ней подошел Чан.
– Открою ставни, – сказал он и поставил стакан рядом с ней.
– Нет. Прошу. От света у меня болят глаза.
Николь не обманывала, но в то же время не хотела смотреть на Чана. Сердце забилось при мысли о том, что они заперты вдвоем в таком тесном помещении.
Когда Чан приблизился, Николь украдкой посмотрела на него. Война оставила на нем свой отпечаток, стерев прежде горделивый вид. Выглядел он удрученным или, скорее, разочарованным.
Николь с трудом села и взяла стакан.
– Как давно ты здесь?
– С прошлой ночи.
Она отпила воды.
– У Лан сказала тебе, что я пришла?
– Не хотела сперва.
Похоже, ее болезнь смутила Чана – он то и дело поправлял шарф и по большей части молчал. На секунду его взгляд коснулся лица Николь, но потом он отвернулся. Чан так и не решился прямо посмотреть на нее.
Николь допила воду.
– Где У Лан?
– Стоит за прилавком. Она попросила присмотреть за тобой.
– Значит, теперь ты мой ангел-хранитель?
– У меня осталась твоя вещь.
Он порылся в небольшой сумке и достал старинный кошель.
– Ах… – с улыбкой вздохнула она. – Ты нашел его в палатке!
– Спас его. – Чан улыбнулся. – Так что, похоже, я и впрямь твой ангел-хранитель.
– Спасибо, – сказала Николь, но не рискнула посмотреть, лежит ли по-прежнему внутри снимок Марка.
Чан впервые за все это время внимательно посмотрел на нее. Она увидела, что его взгляд изменился, возможно, даже смягчился.
– Я рискнул всем, чтобы помочь тебе с побегом.
– И я тебе благодарна.
Он покачал головой:
– Ты не понимаешь. В партии больше не жалуют métisse.
Николь заметила, что он постоянно ерзает на месте и прокашливается. Она надеялась, что скоро вернется У Лан.
