— И все равно полиция Флемингсберга уже фактически закрыла это дело, считая случившееся суицидом, — заметила Мария.
Рикард кивнул и указал на столешницу.
— Хоть кое-что и не сходится, — заметил он. — Согласно отчету, кофеварка, к примеру, когда эксперты попали внутрь, стояла заправленная кофе и водой.
Мария подняла крышку. Фильтр был заполнен порошком.
— Этого хватило бы на несколько человек, — сказала она. — Или же Ильва хотела выпить целую бадью сама, чтобы максимально взбодриться, прежде чем заниматься делами.
Она задумчиво покачала головой.
— Вряд ли кому-то могло бы прийти в голову так заправиться кофеином, если он собирался повеситься. Что сказали патологоанатомы? Они тоже поверили в самоубийство?
Рикард не успел встретиться с судмедэкспертами, а только поговорил с ними по телефону. Обычно он старался лично встречаться с довольно своенравным доктором Паскалем. Ему нравилось между делом болтать с ним о музыке или даже чуточку послушать что-нибудь новенькое из дэд-металла, который обычно звучал в его закутке в морге. Тогда сам смог бы рассказать Паскалю и о предстоявшем концерте Conflict, который, пожалуй, мог заинтересовать патологоанатома: почти за сорок лет своей карьеры эта анархистская панк-группа никогда не выступала в Швеции.
— По их мнению, ничто не противоречит версии самоубийства. Только она не оставила прощальной записки и не принимала предварительно ни успокоительного, ни алкоголя, что считается обычным в таких случаях, заменив их кофе, — сказал он и кивнул в сторону кофеварки, а потом продолжил изучать отчет, который Паскаль переслал ему по электронной почте.
— Царапины на шее от ее собственных ногтей. Это в порядке вещей. В желудке никакой пищи, никакого кофе, — добавил он немного спустя, водя пальцем по экрану.
Мария громко вздохнула и натянула на лицо защитную маску.
— Кофеварка и белье, похоже, оставались нетронутыми несколько дней. А потом что-то случилось, и она решила покончить с собой. Стул, на котором она стояла, лежал на боку где-то в метре от нее, — сказала она, а потом подумала, что покойная тоже вполне могла сама так оттолкнуть его ногой. Покопавшись в рюкзаке, Мария достала ультрафиолетовый фильтр и надела на карманный фонарик. Она поводила лучом по полу и стенам комнаты, а потом подошла к балконной двери и батарее центрального отопления, к которой был привязан шелковый шнур.
— Никаких следов крови.
Рикард пролистал дальше отчет судмедэксперта.
— У нее на шее осталась борозда от шнура. Но Паскаль особо отметил, что петля, судя по всему, перемещалась, — сказал он, наблюдая, как Мария собирает волокна с серого дивана и убирает их в специальный пакет. Затем он перевел взгляд вверх. Его удивило, что торчавший из потолка небольшой железный крюк смог выдержать вес девушки и не оторваться. Но ее нашли именно висевшей на нем.
Мария повернулась и посмотрела на него.
— Тогда, возможно, кто-то задушил ее, переместил тело, а потом подвесил к потолку, чтобы имитировать самоубийство. Из-за чего петля и сместилась, — сказала она.
— Да, похоже на то, — согласился Рикард. — Кроме того, у нее есть повреждения в верхнем углу щитовидного хряща и подъязычной кости, которые могли возникнуть в результате внешнего воздействия.
Мария пожала плечами.
— Они с таким же успехом могли появиться, если рывок получился достаточно сильный, когда бедняга упала со стула, — возразила она.
— Все правильно. Нам же ничего не известно о ней. А кофе и белье, возможно, просто совпадение. Пожалуй, все началось с нападения на базе нацистов. Она испытала сильный шок. Ее мучило чувство вины из-за того, что один человек из их группы чуть не умер. Панический страх. Ей захотелось избавиться от всего этого, — согласился Рикард и покачал головой. Они же на самом деле ничего не знали об Ильве, кроме того, что рассказала Линн. Но она тоже не общалась с ней несколько лет, пока та внезапно не появилась у нее на пороге пару дней назад.
Мария задумчиво посмотрела на грязно-серый потолок.
— Такая возможность существует, — констатировала она. — Но в нее, значит, не верит Линн? А кого конкретно Ильва просила ее проверить?
— Ильва боялась, что нацисты внедрили к ним своего человека. То есть в группу АФА, вместе с которой она вторглась в их дом, — объяснил Рикард.
— А они могли сделать что-то такое? — спросила Мария.
Рикард задумчиво окинул взглядом комнату. Пустые стены. Никаких политических плакатов или хотя бы обычных картин. Чистый пол без следов крови, которые указывали бы на борьбу. И тело не имело никаких соответствующих повреждений.
— Это выглядит надуманным. Но, конечно, такого нельзя исключать, — ответил он. — Сначала засада в доме. Потом странное самоубийство.
Мария подняла пинцетом к свету волос, собираясь опустить его в пакет для улик.
— Не ее цвет. Но он может принадлежать кому-то из ее друзей, которые бывали здесь. И мне особо не верится в причастность нацистов к ее смерти. Почему тогда? Они же знали, что члены АФА наведаются в их дом, и приготовили им достойную встречу. А потому вряд ли могли отомстить потом. И они к тому же уже сильно избили Эзги, — сказала она и, сунув пакетик с волосом в свой рюкзак, добавила: — И если они действительно хотели запугать АФА, зачем обставлять смерть Ильвы как самоубийство? Им следовало просто застрелить ее, это выглядело бы как явное послание.
— Да, но ведь и Павичу, и Рессель известно, что у нас есть их имена. Они, пожалуй, захотели бы отомстить, не привлекая к себе внимания. Или защитить своего человека от разоблачения, — возразил Рикард.
Он подошел к полке и вытащил из нее несколько книг. Это оказались учебники для студентов юридических факультетов. По международному праву. По экологическому праву. Неожиданно много законов и инструкций, если учесть анархистское прошлое Ильвы. Он принялся рассматривать следы пыли. Поднял несколько сборников учебных материалов, засунутых поверх учебников, а потом позвал Марию, которая стояла на коленях в прихожей с прижатой к полу пластиковой пленкой.
— Кто-то, похоже, недавно вынимал все книги. И поднимал сборники учебных материалов. Самые пыльные лежали внизу, — сказал он.
— Кто-то обыскивал квартиру? — предположила она.
— Или Ильва просто ленилась убираться и сама искала что-то, — ответил он.
Мария осторожно оторвала желатиновую пленку от пола и подняла ее к свету. Никаких следов обуви. Только немного пыли и зерен песка.
— Зато здесь никаких проблем с уборкой. Идеальная чистота, — сообщила она и покосилась на брошенные в углу кроссовки. — Кто прибирается, собираясь сунуть голову в петлю?
У нее по коже пробежала дрожь, когда она представила себе молодую белокурую женщину, болтавшуюся под потолком. Почему она поступила так? Внезапно поняла что-то? В то же время, насколько Мария знала, в закрытых группах, членов которых связывали общие идеи, люди зачастую испытывали очень сильные эмоции. Пожалуй, Ильва почувствовала себя неспособной повлиять на общество, по ее мнению, двигавшееся в неверном направлении. Борьба за новый мир измотала ее, и она в конце концов сдалась.
