— Карл-Юхан затребовал тебя к себе. Я не знаю, почему это так срочно. Но он абсолютно не мог ждать, — сказала она и опустила взгляд на свои руки.
Потом, похоже, она приняла решение, посмотрела на него и продолжила:
— Это касается меня. И его. Тебе, пожалуй, известно, что я обратилась в профсоюз и публично критиковала аф Бергкройца за то, что он слишком много времени уделяет своей политической карьере? Во вред работе.
Эрик кивнул. Рикард показывал ему ее статью в «Полицейской газете» и напечатанные позднее гневные комментарии, в которых ни Луиса, ни Карл-Юхан аф Бергкройц не отступали от своей точки зрения. На этой неделе, по его мнению, все зашло слишком далеко, когда шеф прямо пошел в атаку на Луису и поставил под сомнение ее личные качества и благонадежность.
Эрик почувствовал себя неловко. Какое он имел отношение к этому? Наверное, Луисе и ее боссу требовалось встретиться в присутствии представителей профсоюза и уполномоченного по таким вопросам? Но чем он мог помочь? Его нисколько не прельщала перспектива стать участником их личного конфликта. И еще меньше оказаться игрушкой в руках аф Бергкройца, если бы тому пришло в голову зарабатывать себе политические очки на своем якобы лояльном отношении к иммигрантам и использовать его, афрошведа, в качестве примера.
— Я не понимаю, какое это имеет отношение ко мне, — сказал он.
Глаза Луисы сердито блеснули.
— Такое касается всех, кто работает в полиции Стокгольма, — буркнула она.
«Эрик ведь должен это понимать, сам же последние полгода принимал активное участие в борьбе против дискриминации в органах правопорядка, — подумала она. — Это касается всех сотрудников».
— Но я не знаю, чего именно он хочет, — продолжила она и, немного сомневаясь, добавила: — Возможно, попытается узнать что-то, что в дальнейшем сможет использовать против меня. И всего отдела.
Она серьезно посмотрела на него.
— Иди к нему. Отвечай честно на все вопросы. Но не позволяй заморочить тебе голову. Старайся не подтверждать того, чего не было, или его трактовки событий, которые, по твоему мнению, не соответствуют действительности.
Она замолчала и задумалась. Не перешла ли сама границу дозволенного?
— Ты не обязан прикрывать мне спину, — сказала она. — Я просто хочу подготовить тебя к тому, что может произойти.
Она верила, что могла положиться на него. Он понимал, о чем она говорила. И собирался сделать все правильно. Ей не требовалось больше ничего добавлять. Любое лишнее слово могло быть истолковано как сомнение в его лояльности. Она передала ему диктофон. Разговор требовалось записать. На всякий случай.
Эрик все понял и молча кивнул. Но его лицо осталось непроницаемым. И она так и не смогла прочитать по нему его реакцию на ее слова и просьбу. О том, что он не являлся большим сторонником их шефа, она знала. И здесь он был далеко не одинок.
Недовольство начало зреть в ней задолго до того, как она решилась высказать его вслух. Слишком много всего происходило. В конце концов ее терпение лопнуло. Ей надоело смотреть, как аф Бергкройц всяческими способами старался выпячивать себя. Использовал свое общение со средствами массовой информации исключительно в целях саморекламы. На то, сколько денег уходило на всевозможных консультантов, составлявших пресс-релизы, в которых восхвалялись его достоинства, к тому же он не брезговал присваивать себе заслуги других. Статистику причесывали с той же целью. А сейчас он в довершение всего начал наезжать на нее из-за Линн Столь.
Племянницы.
Она якобы взяла ее в штат, только чтобы улучшить материальное состояние собственного семейства. Аф Бергкройц считал Линн школьницей, чье образование финансировалось за счет скудного бюджета полиции. А о том, что она на самом деле являлась одним из лучших экспертов Швеции по шифрам, он и слышать не хотел. Он видел только, что она приходилась ей родственницей. Луиса вздохнула. Не составляло труда догадаться, какую тему он хотел обсудить с Эриком.
От удара искры брызнули из глаз. Нападение произошло совершенно неожиданно. Росомаха массировал ушибленный нос. Чувствовал, как в нем пульсирует кровь. Он осторожно ощупал переносицу. Вроде бы уцелела. Да и кровь уже перестала идти.
Он сфотографировал себя на мобильник. На снимке с распухшим красным носом он напоминал клоуна. Злоба снова нахлынула на него. Все закипело внутри, когда он увидел чертова паршивца перед собой. Антон исхитрился броситься вперед и ударить его головой в лицо, когда тот поставил перед ним чашку с водой. Он отскочил назад, так сильно ему досталось, а потом снова сбил Антона на пол. Неблагодарная свинья. Он ведь вполне мог закрыть его на складе и оставить подыхать. А потом нарезал бы полоски из его высохшей и сморщившейся кожи и на костре из них закалил оружие, которое потом использовал бы против Линн Столь.
Если бы Антон не был ему нужен. Оставался час.
Он с огромным трудом сдержался, чтобы не превратить ублюдка в отбивную. Антон не должен был выглядеть избитым, когда полиция найдет его. Это не соответствовало бы его планам.
Новым планам. Только что он решил все переиграть.
Датчане могли идти к черту со своими указаниями. Он не был их лакеем. Марионеткой, которой бы они управляли, дергая за нитки.
От волнения у него подскочило давление, зрение помутнело. Холодное складское помещение, где лежал Антон, словно окрасилось в красный. Он схватил его за ноги, потащил по бетонному полу к машине, припаркованной как раз напротив здания, и запихнул в багажник. Его поведение не должно было остаться безнаказанным.
Красный свет лампы наконец сменился зеленым, что означало «можно войти». Эрик поднялся, сделал глубокий вдох и попытался подавить раздражение, которое неизбежно возникло после сорокаминутного ожидания в коридоре.
«Боже», — подумал он, войдя в кабинет Карла-Юхана аф Бергкройца. Ему показалось, что он словно переместился во времени, оказавшись в приемной какого-нибудь нувориша из предыдущего столетия. Большой письменный стол из лакированного дерева благородной породы отражал солнечные лучи, проникавшие через окно. На нем стоял свинцовый бюст, изображавший, вероятно, одного из предшественников шефа, ныне используемый в качестве пресс-папье. А стену за ним украшала огромная написанная маслом картина в массивной дубовой раме. Эрик узнал короля, изображенного на ней верхом на гарцующем коне. Это был Карл XII. Только с лицом самого аф Бергкройца. На раме красовалась медная пластинка, на которой он с удивлением прочитал: «Брандклиппарен Бергкройц».
За столом стоял сам шеф и улыбался ему. Он был известен в полицейском корпусе своим интересом к моде, старался не отставать от нее, сверяясь с последними номерами мужских журналов, и мог прийти на работу в чем угодно. Его видели здесь и с шелковой бабочкой на шее, во всевозможных укороченных жакетах, пиджаках и в твидовом костюме с торчавшим из нагрудного кармана носовым платком, а также в ботинках ручной работы из телячьей кожи фирмы Savile Row. Но сегодня он был одет на удивление скромно: на нем был пиджак в тонкую полоску сине-стального цвета и аж двумя оранжево-розовыми теннисками под ним. Правда у них был разный оттенок, а воротник нижней был загнут поверх воротника верхней.
