В прошлом году в моей коллекции уже были подобные работы, но то, что я нашел с тех пор, превзошло мои самые смелые ожидания.
Кстати, давай договоримся, что по приезде ты проведешь немало времени в моей мастерской?
С тех пор как я послал тебе свое последнее письмо, я постоянно работал над «Уборкой картофеля». Кроме того, я начал вторую вещь на эту же тему, но с одинокой фигурой старика.
Еще я работаю над сеятелем на большом вспаханном поле, который, по-моему, выходит лучше других сеятелей, которых я пытался рисовать. Сначала я сделал не менее шести этюдов самой фигуры, а теперь разместил его в пространстве, включив в настоящий рисунок, и при этом добросовестно проработал поле и небо.
Кроме того, я выполнил этюды со сжиганием сорняков и ботвы, а также мужчину с мешком картофеля на спине и еще одного с тачкой.
Когда я сейчас думаю, возможно более доброжелательно, о Терстехе (предположим, я был не прав – и я готов посмотреть на все с иной точки зрения), который полагал, что мне следует заниматься исключительно акварелями, то не понимаю, как бы мне тогда удалось передать индивидуальность человека с мешком за плечами, сеятеля, старика, копающего картофель, парня с тачкой и мужчины, сжигающего сорняки. Результатом стало бы нечто очень посредственное, и я не готов опуститься до этого. А сейчас в моих рисунках присутствует индивидуальность, то, что хотя бы отдаленно напоминает гармонию, к которой стремится, например, Лермит. Акварель – не лучшее средство для передачи удали, размаха и энергичности фигур.
Однако, если стремишься работать исключительно с тоном и цветом, акварель отлично подходит для этого. Я действительно признаю, что этюды тех же самых фигур можно выполнить в совершенно иной манере (в смысле тона и цвета) и с совершенно иной целью, но тогда возникает вопрос: если мое настроение и чутье заставляют обращать внимание в первую очередь на характер, структуру, действия фигур, то можно ли винить меня в том, что я выражаю свои эмоции не в акварели, а в рисунках, выполненных черным или коричневым?
И все же встречаются акварели с четко прорисованным контуром, например у Регаме, Пинуэлла, Уокера и Херкомера (и у бельгийца Менье), и я сам всерьез подумываю заняться ими, но если бы я только попытался, Терстех все равно остался бы не удовлетворен ими, неизменно повторяя: «Это невозможно продать, а продажи должны быть для тебя на первом месте».
Иными словами, он говорит: «Ты – посредственность, а еще ты высокомерен в своем нежелании подчиниться и рисовать маленькие посредственные вещицы, из-за своих так называемых поисков ты выставляешь себя на посмешище и к тому же не работаешь» – вот как я это воспринимаю. Именно это он подразумевал, когда мы беседовали в прошлом и позапрошлом году, и с тех пор ничего не изменилось. Думаю, Терстех навсегда останется для меня the everlasting NO
[170].
Я не одинок в этом: у каждого, кто решил пойти своим путем, в прошлом или настоящем был тот, кто постоянно пытался лишить его уверенности в себе. Это досаждает, ты порой чувствуешь себя подавленным и, так сказать, побежденным.
Но, как я уже сказал, такие люди для меня – это «вечное „нет“». В противоположность им люди с характером, в котором отчетливо видна la foi du charbonnier, олицетворяют everlasting yes
[171].
Однако временами жизнь становится суровой, а будущее представляется мрачным – когда работа, вместо того чтобы помогать тебе оставаться на плаву, преодолевать трудности и покрывать затраты, приносит одни расходы, и чем усерднее ты работаешь, тем больше топишь сам себя.
Я делаю успехи, работая над фигурами, однако потерпел финансовый крах и не могу оставаться на прежнем уровне.
В последнее время я подумываю, не переехать ли из города к морю или туда, где идут настоящие полевые работы. Полагаю, это позволит немного сэкономить. Здесь я тоже мог бы заниматься тем, чем пожелаю, если бы имел возможность чуть больше зарабатывать и выезжать на этюды в разные места. Пребывание здесь хорошо тем, что у меня хорошая мастерская и я, по крайней мере, не совсем оторван от мира искусства. Невозможно полностью отказаться от обмена мнениями, и время от времени нужно слышать и видеть что-то новое.
Иногда меня тянет в Англию: в Лондоне появился очередной новый журнал «The Pictorial News», сравнимый по важности с «London News» и «Graphic». Может статься, там найдется работа и жалованье для меня, но кто может быть в этом уверен? Надеюсь на твой скорый приезд, прошло много времени – целый год – с тех пор, как мы виделись, но мысли друг о друге не покидали нас.
В последнее время я не расспрашивал тебя подробно о том, что делается с твоей дамой, так как уверен, что вы оба любите друг друга, и это главное, а раз мне это известно, нет нужды вникать в детали.
Нашему мальчугану только что – 1 июля – исполнился год, и это самый жизнерадостный и общительный ребенок, какого ты себе можешь представить. Полагаю, для исправления и полного восстановления Христины важно то, что с ним все в порядке, что он занимает ее и отвлекает от тяжких мыслей. Порой я думаю, что ей было бы неплохо провести время на природе, подальше от города и ее семьи – это повлияло бы на нее весьма положительно. Ибо сейчас она на правильном пути, однако временами семья оказывает на нее пагубное влияние: я стремлюсь к простоте бытия, а ее подстрекают к интригам и лицемерию. Как бы то ни было, она из тех, кого называют enfant du siècle
[172], и обстоятельства так отразились на ее характере, что отголоски этого проявляются до сих пор в виде некоего уныния, безразличия и отсутствия твердой уверенности в чем бы то ни было. Часто, очень часто я думал о том, что ей будет лучше за пределами города. Однако переезд тоже встанет в кругленькую сумму. А до этого мне хотелось бы жениться, на тот случай, если придется перебраться в провинцию или отправиться в Лондон.
Здесь мне не хватает общения с другими художниками, и я не думаю, что в будущем обстоятельства улучшатся. В конце концов, мне подойдет любое место, и я хотел бы переезжать как можно реже.
Главное – напиши мне, как только станет ясно, когда тебя ждать. В последнее время я не могу определиться с несколькими вещами, из-за чего я пребываю в постоянном нервном напряжении, и это состояние сохранится до тех пор, пока мы не встретимся и не обсудим будущее.
На днях прочитал статьи Боутона о Нидерландах. Текст сопровождается иллюстрациями самого Боутона и Эбби, среди которых мне встретились великолепные экземпляры.
Кое-что из этого, а именно описание острова Маркен, так крепко врезалось в мою память, что я хотел бы отправиться туда. Если кто-то решил поселиться в очень красивом месте, как он может знать заранее, насколько хорошо будет чувствовать себя там? Если это осуществится, придется поддерживать связь хотя бы с одним представителем мира искусства, ибо, разумеется, рыбаки ничего в этом не понимают, а жить как-то надо.
