Оглядываясь в прошлое, я вновь сталкиваюсь с теми же самыми, не до конца решенными для меня роковыми вопросами, которые имеют отношение к событиям, произошедшим с августа 1881 по февраль 1882 года. Именно поэтому я то и дело упоминаю одни и те же имена, что, кажется, удивляет тебя.
Дорогой брат, воспринимай меня как обычного художника, который сталкивается с обычными трудностями, и не думай, будто с наступлением сложных времен происходит нечто особенное. Я хочу сказать, не представляй будущее в черном или белом цвете, продолжай верить в серые тона.
Я сам следую этому правилу, и когда отклоняюсь от него, сразу вижу, что совершаю ошибку.
Кланяюсь тебе.
Что касается отношений с Син, я не сомневаюсь, что ты поймешь меня, если я не буду форсировать события.
Хочу сказать кое-что о продажах. Полагаю, лучше всего продолжать трудиться и, вместо того чтобы нахваливать и объяснять работы ценителям искусства, дождаться того времени, когда они сами начнут находить мои картины привлекательными. Во всяком случае, если твои произведения отвергаются или не встречают отклика, следует вести себя как можно более достойно и сохранять хладнокровие. Боюсь, что мои действия тогда, когда я демонстрирую свои работы, приносят больше вреда, чем пользы, и мне бы хотелось избавиться от этой манеры поведения.
Разговаривать с людьми – мука для меня: это не значит, что я их боюсь, но я понимаю, что произвожу неблагоприятное впечатление на собеседника. Если бы я воспользовался возможностью изменить свой образ жизни, это плохо повлияло бы на мою работу. А если продолжать усердно трудиться, рано или поздно это принесет свои плоды. Возьмем, к примеру, Месдага – он настоящий мастодонт или гиппопотам, и все равно его картины продаются. Я, конечно, не настолько преуспел, но упомянутый мной художник тоже начал писать довольно поздно и трудился честно и мужественно, несмотря ни на что. Я пренебрегаю тем или другим не из-за лени, а для того, чтобы иметь возможность работать, и отбрасываю все, что к этому не относится.
Еще раз вернусь к тому, что ты сказал мне перед отъездом: «Я все чаще и чаще думаю так же, как папа». Хорошо, быть по сему, ты говоришь правду, ну а я, хотя, как я уже говорил, не придерживаюсь этого образа мысли и действий, уважаю его и, пожалуй, знаком не только с его недостатками, но и с достоинствами. Если бы у папы был художественный вкус, мне, конечно, было бы проще с ним общаться и приходить к согласию по некоторым вопросам; если ты станешь во многом похож на него, но будешь разбираться в искусстве, тем лучше – полагаю, мы всегда найдем общий язык.
У нас с отцом случались ссоры, но все же мы так и не разорвали отношений.
Так что пусть природа возьмет свое: ты станешь таким, каким тебе суждено стать, а я не останусь таким, как сейчас, пусть между нами не будет смехотворных подозрений и мы продолжим ладить друг с другом. И давай помнить, что мы знаем друг друга с младых ногтей и тысячи иных вещей могут сделать нашу связь еще крепче.
Я несколько обеспокоен тем, что, как мне показалось, опечалило тебя, и, кажется, не понимаю причин этого. Или, вернее, я полагаю, что речь идет не о конкретном происшествии, а об ощущении, что наши характеры в чем-то не совпадают и что есть вещи, которые один понимает лучше другого. Полагаю, будет лучше, если между нами сохранится взаимопонимание.
Добавлю одно: если я стану непосильной ношей для тебя, давай сохраним нашу дружбу, даже если ты не сможешь помогать мне материально. Тогда я буду время от времени жаловаться тебе на свои беды, но без всякой задней мысли, только для того, чтобы выговориться, не собираясь ничего требовать или ждать, что ты сможешь все уладить, – я действительно не стал бы этого делать, старина!
Мне грустно оттого, что в прошлом я произносил слова, которые сейчас хотел бы взять назад или не говорить вовсе – или, если ты признаешь, что в них было зерно истины, хотел бы, чтобы они воспринимались как простое преувеличение. Ибо, будь уверен, главная мысль, проходящая красной нитью через все, – по сравнению с ней остальные выглядят ничтожными и незначительными – такова: я всегда буду благодарен тебе, что бы ни приготовило нам грядущее. Более того, если в будущем мне не повезет, я ни в коем случае – повторяюсь, НИ В КОЕМ СЛУЧАЕ, – даже если ты совсем не сможешь мне помогать, не буду винить тебя в этом. Я бы не стал об этом говорить, если бы не заявил ранее, что ты должен был найти более убедительный повод, – это произошло из-за расшалившихся нервов и не отражает моих мыслей в уравновешенном состоянии, но дело в том, что я сказал все, что сказал, скорее из-за расшалившихся нервов, а не из-за того, что думаю, будто ты должен был найти другие слова в то время, когда я был спокоен. Забудь об этом, ты порадуешь меня, если сделаешь вид, будто я не говорил ничего этого. Когда я спокоен, то понимаю, что все со временем наладится, но, когда нервничаю, склонен валить все то на одно, то на другое.
Так происходит и с другими вещами, которые я не хочу здесь упоминать: хотя я помню то, что говорил под влиянием нервного возбуждения, и осознаю, что могло стать первопричиной, не всякое такое начало получает продолжение, так как из-за нервов я зачастую делаю из мухи слона.
Что до меня, то даже если мне показалось, будто перед твоим отъездом что-то было неладно, не стоит продолжать писать об этом. То, что ты сказал, заставило меня серьезно задуматься, и я уже писал тебе, что не стану отказываться от приличной одежды и что ты совершенно прав – даже если бы ты об этом промолчал, я знаю и так – если мне доведется посетить Херкомера или кого-нибудь еще, там обратят внимание на мой внешний вид. Далее, насчет того, что ты сказал об отце: теперь появился повод писать ему чаще, и ты сможешь сам прочитать мое письмо. И так будет со всеми остальными.
Короче говоря, когда я выношу суждение о людях, обстоятельствах и о том или ином круге общения, к которому не принадлежу, то, разумеется, не попадаю в точку, а скорее фантазирую сверх меры и представляю все в сказочном свете; то же самое происходит, если смотреть на вещи против солнца – все кажется диковинным. Ты тесно общаешься с ними и не понимаешь, как тот, кто смотрит на них с расстояния и под определенным углом, может воспринимать их подобным образом. И даже если я ошибаюсь во всем, тот, кто задумался об этом, вероятно, понял бы, что с учетом кое-каких событий я не мог сказать иначе. Я был ненадолго сбит с толку, этот короткий отрезок времени не МОЖЕТ не занимать мои мысли постоянно, и, конечно, он отразится на будущем, ведь даже если люди намеренно избегают друг друга, рано или поздно они неизбежно столкнутся лицом к лицу.
377 (315). Тео Ван Гогу. Гаага, понедельник, 20 августа 1883
Дорогой Тео,
ты понимаешь, что мне слегка не терпится узнать, прочитал ли ты мое письмо. Что до меня, я полагаю, что в сложившихся обстоятельствах разумнее всего следовать по пути, требующему меньше затрат, согласно нашим расчетам, и думаю, что новое жилье следует искать в деревне.
Если ты сможешь и дальше присылать мне по 150 франков в месяц, уверен, эта сумма покроет все или почти все расходы. Дорогой брат, понимаешь, в любом случае у меня не останется никакого пространства для маневра.
